Горец
Непривычно теплый ветер трепал волосы Горца. Он был уже далеко, но, казалось, пепел родных поселений еще кружил в воздухе, таял гарью на губах, наполнял ядом ноздри, а позже - сердце. Яд - это ненависть. Месть - лекарство. Молодость, горячность и физическая сила требовали вернуться немедленно, но ум говорил - рано: он не готов. Он не справится один, каким бы сильным себя не считал.
На ровной дороге почему-то слегка трясло. Горец, очнувшись от тяжких мыслей, обругал себя: нельзя заставлять лошадь так долго скакать без воды и отдыха. К счастью, совсем скоро в поле зрения появился небольшой трактир.
- Прости, старушка, - Горец погладил лошадь, - пей, отдыхай.
Лошадь по-человечьи, устало вздохнула, переступив копытами, и тряхнула головой - «слезай, хозяин, дальше не везу». Что ж, остаться на ночь в уютном (как он надеялся) месте - это совсем неплохо.
Трактир оказался довольно скромным на вид, но чистым и аккуратным. Горец располагал деньгами, но сумма его удивила.
- За простую комнату на ночь? - губы изогнулись в мрачноватой ухмылке, - видимо, вы добавляете золотую пыль в умывальни?
- В эту сумму включены ВСЕ удобства, - женщина за стойкой многозначительно вскинула брови, - Вы ведь долго были в пути...
Горец кивнул, хотя с дороги его устроила бы и самая обычная кровать, лишь бы без насекомых. Он тяжело протопал по ступеням наверх, в комнату, которую только что оплатил.
Девушка - видимо, работница трактира - набирала огромный ушат. Горячий пар, пахнувший смолой, действовал умиротворяюще.
- Все готово, Господин, - сказала девушка и вскоре как будто растворилась в пространстве. Их специально обучают быть невидимками?
Впрочем, пять минут спустя Горец уже не думал ни о чем, просто отдыхая в горячей воде. И вдруг, как гром среди ясного неба - руки на его шее. Горец вмиг понял - оставаться в трактире было опасно: его легко выследили. Надо сделать хоть какую-то попытку вскочить, спасти себя если не от смерти, то по крайней мере от такой унизительной смерти - плавать с перерезанным горлом в ушате.
С искаженным от ярости лицом от обернулся, интуитивно готовясь ударить, и... увидел перед собой испуганное личико служанки.
- ЧТО? ТЫ? - прорычал он, - делаешь?
- Я... я...
- Ты напугала меня!!
- Я? Вас? - она недоверчиво покосилась на его огромную фигуру. Ситуация и вправду оказалась комична: он испугался девчушку, чья шея была по ширине с его запястье.
Девушка испуганно покосилась на Горца, но вытащила из воды губку и продолжила легко скользить ею по его шее (ну что ж, раз так принято), животу (хм... ) и, наконец, спустилась ниже. Горец вдруг понял, что означали слова женщины «в оплату входит все». ВСЕ, включая живой товар. Ему стало противно.
- Нет, - он грубо оттолкнул от себя руку девушки. Она снова выронила губку, - я не нуждаюсь в твоих услугах, уходи!
Он глубоко вздохнул. Застигнутый врасплох движениями ее рук, он против воли почувствовал желание. Пусть проваливает, пока оно не стало сильнее.
- Вы... хотите, чтобы я ушла? - слабо спросила она.
Горец обернулся. Девушка выглядела странно. Она вся съежилась, как будто старалась защититься от возможного удара.
- В-вы в-ведь ск-казали, что вам нужна женщина, - она говорила через силу, - н-на эту н-ночь... Господин, прошу Вас, - она рухнула на колени у его ушата и прошептала, - если я Вам не совсем противна, не прогоняйте меня! Они... они...
Она судорожно всхлипнула и вдруг сказала спокойнее:
- Я чистая, не подумайте. У нас с этим строго. Кожа, волосы. Вот, - она вытянула руки, - и ногти я почистила.
Почему-то эти вытянутые вперед руки тронули Горца. Он выбрался из ванной, замотался в полотенце и присел рядом со скрючившейся в отчаянии девушкой. Она сделала едва уловимое движение - как будто старалась отодвинуться от него.
«Она боится, - подумал Горец. Она не хочет и боится меня, но еще больше боится попасть в немилость».
Он резко стянул ее свободное платье, оголяя плечо. И не ошибся - синяки покрывали каждый сантиметр кожи.
- За что тебя так? - спросил Горец.
Девушка, видимо, много выстрадала. Она научилась молча терпеть унижения, но искреннего участия вынести не смогла. Она разрыдалась. Но даже плакала она, зажимая рот кулаком. Горец ненавидел слезы.
- Я заплатил ВСЮ цену, это означает, что в нее входишь ты. Ты останешься со мной всю ночь и выполнишь все, что я хочу. Если ты докучаешь мне слезами или по другой причине не понравишься, тебя за это накажут. Я все уяснил верно? Не реви. Кивни, если да.
Она кивнула. Лицо у нее было белым.
- Ты здесь давно?
- Д-да м-месяца и три дня, - прошептала она.
Горец мрачно кивнул. Синяки свежие. Это означает, что за эти шестьдесят с лишним дней это хрупкое создание все-таки не сдалось. Девушка боролась, и за это ее били. Теперь в ней почти не осталось сил.
Горец уважал тех, кто сражается. И чем меньше этот кто-то ростом, тем больше он заслужил уважения.
- Что ж... значит, ты останешься. Ложись, располагайся. Я вымоюсь и приду.
- Я...
- Нет, я сам. И не зови меня «Господином" - за это я точно тебя выгоню.
- Хорошо, Госпо... нет, простите, я должна вас так называть, - прошептала она и растеряно попятилась к кровати. Горец снова полез в воду. Девушка в страхе взглянула на него и отвела взгляд.
Она не понимала этого огромного сурового человека. Почему он спросил ее про побои? Почему вдруг отнесся к ней немного по-человечески?
Она помнила тот страшный день, когда отец приволок ее сюда, отдал за долги, как тряпку. Первую дочь он любил, вторую воспринял как ошибку - ждал сына. Третью же попросту возненавидел. Чума унесла мать и сестру, старшая вышла замуж. Больше обуза отцу была не нужна.
Ей практически ничего не объяснили. Абигейл, смотрительница заведения, сказала, что так дороже продаст «товар" - чистую, ничего не знающую девушку.
«Покупателем» оказался немолодой грубый мужик с красным лицом. Он заставил ее раздеться, потом ходить по комнате, а в это время лежал голым на кровати и рассматривал ее. Потом сказал:
- Ложись рядом и раздвинь ноги.
Она затряслась, как осиновый лист. Тогда он потащил ее на кровать, ногами раздвинул ее ноги, сильно вцепился в волосы. Она закричала. Было больно и противно, но, к счастью, быстро. В тот день, она не знала почему, на нее буквально спустили мужчин, как диких собак на лису. Наверное, чтобы сломать. Это сработало. Больше половины ее веры в лучшее, в людей - погибло. Мужчины стали для нее похотливыми животными, отдающими унизительные приказы и получающими от этого удовольствие. Не сразу она поняла, что сопротивлением только подогревает интерес самых низких из них.
- О... мне нравятся дикие кобылки, - говорил мускулистый загорелый приезжий, - жаль, что тебя уже объездили.
Он с силой пригнул ее к кровати и говорил:
- Мм... но трахать тебя все равно приятно, вот так, - он двигался так резко и сильно, что было больно.
- Не будь как пень! Кричи, детка! - он впивался ей в бока ногтями, - кричи, сука! Громче! О, дааа...
И вдруг он сделал то, что повергло ее в новый ужас - сунул
На ровной дороге почему-то слегка трясло. Горец, очнувшись от тяжких мыслей, обругал себя: нельзя заставлять лошадь так долго скакать без воды и отдыха. К счастью, совсем скоро в поле зрения появился небольшой трактир.
- Прости, старушка, - Горец погладил лошадь, - пей, отдыхай.
Лошадь по-человечьи, устало вздохнула, переступив копытами, и тряхнула головой - «слезай, хозяин, дальше не везу». Что ж, остаться на ночь в уютном (как он надеялся) месте - это совсем неплохо.
Трактир оказался довольно скромным на вид, но чистым и аккуратным. Горец располагал деньгами, но сумма его удивила.
- За простую комнату на ночь? - губы изогнулись в мрачноватой ухмылке, - видимо, вы добавляете золотую пыль в умывальни?
- В эту сумму включены ВСЕ удобства, - женщина за стойкой многозначительно вскинула брови, - Вы ведь долго были в пути...
Горец кивнул, хотя с дороги его устроила бы и самая обычная кровать, лишь бы без насекомых. Он тяжело протопал по ступеням наверх, в комнату, которую только что оплатил.
Девушка - видимо, работница трактира - набирала огромный ушат. Горячий пар, пахнувший смолой, действовал умиротворяюще.
- Все готово, Господин, - сказала девушка и вскоре как будто растворилась в пространстве. Их специально обучают быть невидимками?
Впрочем, пять минут спустя Горец уже не думал ни о чем, просто отдыхая в горячей воде. И вдруг, как гром среди ясного неба - руки на его шее. Горец вмиг понял - оставаться в трактире было опасно: его легко выследили. Надо сделать хоть какую-то попытку вскочить, спасти себя если не от смерти, то по крайней мере от такой унизительной смерти - плавать с перерезанным горлом в ушате.
С искаженным от ярости лицом от обернулся, интуитивно готовясь ударить, и... увидел перед собой испуганное личико служанки.
- ЧТО? ТЫ? - прорычал он, - делаешь?
- Я... я...
- Ты напугала меня!!
- Я? Вас? - она недоверчиво покосилась на его огромную фигуру. Ситуация и вправду оказалась комична: он испугался девчушку, чья шея была по ширине с его запястье.
Девушка испуганно покосилась на Горца, но вытащила из воды губку и продолжила легко скользить ею по его шее (ну что ж, раз так принято), животу (хм... ) и, наконец, спустилась ниже. Горец вдруг понял, что означали слова женщины «в оплату входит все». ВСЕ, включая живой товар. Ему стало противно.
- Нет, - он грубо оттолкнул от себя руку девушки. Она снова выронила губку, - я не нуждаюсь в твоих услугах, уходи!
Он глубоко вздохнул. Застигнутый врасплох движениями ее рук, он против воли почувствовал желание. Пусть проваливает, пока оно не стало сильнее.
- Вы... хотите, чтобы я ушла? - слабо спросила она.
Горец обернулся. Девушка выглядела странно. Она вся съежилась, как будто старалась защититься от возможного удара.
- В-вы в-ведь ск-казали, что вам нужна женщина, - она говорила через силу, - н-на эту н-ночь... Господин, прошу Вас, - она рухнула на колени у его ушата и прошептала, - если я Вам не совсем противна, не прогоняйте меня! Они... они...
Она судорожно всхлипнула и вдруг сказала спокойнее:
- Я чистая, не подумайте. У нас с этим строго. Кожа, волосы. Вот, - она вытянула руки, - и ногти я почистила.
Почему-то эти вытянутые вперед руки тронули Горца. Он выбрался из ванной, замотался в полотенце и присел рядом со скрючившейся в отчаянии девушкой. Она сделала едва уловимое движение - как будто старалась отодвинуться от него.
«Она боится, - подумал Горец. Она не хочет и боится меня, но еще больше боится попасть в немилость».
Он резко стянул ее свободное платье, оголяя плечо. И не ошибся - синяки покрывали каждый сантиметр кожи.
- За что тебя так? - спросил Горец.
Девушка, видимо, много выстрадала. Она научилась молча терпеть унижения, но искреннего участия вынести не смогла. Она разрыдалась. Но даже плакала она, зажимая рот кулаком. Горец ненавидел слезы.
- Я заплатил ВСЮ цену, это означает, что в нее входишь ты. Ты останешься со мной всю ночь и выполнишь все, что я хочу. Если ты докучаешь мне слезами или по другой причине не понравишься, тебя за это накажут. Я все уяснил верно? Не реви. Кивни, если да.
Она кивнула. Лицо у нее было белым.
- Ты здесь давно?
- Д-да м-месяца и три дня, - прошептала она.
Горец мрачно кивнул. Синяки свежие. Это означает, что за эти шестьдесят с лишним дней это хрупкое создание все-таки не сдалось. Девушка боролась, и за это ее били. Теперь в ней почти не осталось сил.
Горец уважал тех, кто сражается. И чем меньше этот кто-то ростом, тем больше он заслужил уважения.
- Что ж... значит, ты останешься. Ложись, располагайся. Я вымоюсь и приду.
- Я...
- Нет, я сам. И не зови меня «Господином" - за это я точно тебя выгоню.
- Хорошо, Госпо... нет, простите, я должна вас так называть, - прошептала она и растеряно попятилась к кровати. Горец снова полез в воду. Девушка в страхе взглянула на него и отвела взгляд.
Она не понимала этого огромного сурового человека. Почему он спросил ее про побои? Почему вдруг отнесся к ней немного по-человечески?
Она помнила тот страшный день, когда отец приволок ее сюда, отдал за долги, как тряпку. Первую дочь он любил, вторую воспринял как ошибку - ждал сына. Третью же попросту возненавидел. Чума унесла мать и сестру, старшая вышла замуж. Больше обуза отцу была не нужна.
Ей практически ничего не объяснили. Абигейл, смотрительница заведения, сказала, что так дороже продаст «товар" - чистую, ничего не знающую девушку.
«Покупателем» оказался немолодой грубый мужик с красным лицом. Он заставил ее раздеться, потом ходить по комнате, а в это время лежал голым на кровати и рассматривал ее. Потом сказал:
- Ложись рядом и раздвинь ноги.
Она затряслась, как осиновый лист. Тогда он потащил ее на кровать, ногами раздвинул ее ноги, сильно вцепился в волосы. Она закричала. Было больно и противно, но, к счастью, быстро. В тот день, она не знала почему, на нее буквально спустили мужчин, как диких собак на лису. Наверное, чтобы сломать. Это сработало. Больше половины ее веры в лучшее, в людей - погибло. Мужчины стали для нее похотливыми животными, отдающими унизительные приказы и получающими от этого удовольствие. Не сразу она поняла, что сопротивлением только подогревает интерес самых низких из них.
- О... мне нравятся дикие кобылки, - говорил мускулистый загорелый приезжий, - жаль, что тебя уже объездили.
Он с силой пригнул ее к кровати и говорил:
- Мм... но трахать тебя все равно приятно, вот так, - он двигался так резко и сильно, что было больно.
- Не будь как пень! Кричи, детка! - он впивался ей в бока ногтями, - кричи, сука! Громче! О, дааа...
И вдруг он сделал то, что повергло ее в новый ужас - сунул