Не потеряй веру в тумане
смеется.
- Вы очень красивая.
От тона, которым произнесены эти простые слова, бросает в жар. Ее приглашают на медленный танец. Она прислоняется к мужскому плечу, закрывает глаза и забывает обо всем. Света отходила свой траур и сейчас имеет право на отношения. В ломаном блеске зеркального шара черты лица напротив кажутся незнакомыми. Чувство нереальностиломает барьеры, система ее жизненных координат дает сбой. Света с удовольствием раскрывает губы навстречу чужому языку. Пока завораживающий голос Бутусова поет «Я хочу быть с тобой», она отдается поцелую вся. На последних аккордах с трудом понимает, что фотограф о чем-то спрашивает.
- Что?
- Я говорю, - чтобы не кричать, он прижимает губы к ее уху, - может быть, мы с вами уйдем? По - английски.
Она хватает сумку, шубку и сапоги. Переобувается за дверью, пока он заводит машину.
Девушка открывает стекло салона, ловит губами снег, шутит невпопад.
У ее подъезда они долго целуются. Шубка расстегнута, бретельки вечернего платья спущены, тело просит ласки.
- Пойдем к тебе, - он сам еле сдерживается.
Эта фраза ставит ее на место. К ней нельзя, она живет не одна.
Фотограф отстраняется, досадливо морщится.
- Я тоже живу с мамой. Мне казалось: вы одиноки.
Он думает, что его обманули. Света пытается объяснить, что это не так, но мужчина не слушает.
- Доброй ночи, Светлана Игоревна.
Она провожает глазами машину и бредет на третий этаж. Разгоряченная плоть никак не хочет успокаиваться.
В квартире сразу проходит в комнату. Смотрит на Сергея несколько минут. Он оборачивается с елочной игрушкой в руках. Опять эта полудетская улыбка, которая постоянно выводит ее из себя.
- Так рано? А я ждал тебя позже.
- Если бы ты знал, как ты мне надоел, - она вкладывает в слова всю свою досаду за сорвавшийся по вине этого засранца вечер.
За то, что так чертовски похож на Колю. Она злилась не только на него, но и на сестру, до которой не дозвониться. На себя, за то, что срывает на этом мальчишке дурное настроение.
Свете уходит в прихожую, окатив его на прощание ведром ледяного презрения. Не раздеваясь, смотрит на себя в зеркало. Губы до сих пор горят от настойчивых поцелуев фотографа, а кожа под платьем еще помнит его прикосновения.
- Что-то случилось?
Сергей подходит к ней с непонимающим видом. Он не чувствует себя виноватым. Посуду перемыл, в квартире убрал.
Где-то внутри зреет злость. Течет лавой и превращается в ярость. Приправленная ударнойдозой спиртного она выплескивается наружу. Света оборачивается, сузив глаза. Ей приелись его пристальные взгляды по ночам. Она устала вздрагивать, когда он входит в комнату, одетый в одежду мужа.
- Ты. Мне. Надоел.
Наступает на него нахохлившейся курицей. Когда Сергей упирается спиной в дверь ванной, пьяная Света бьет его по лицу. Не больно, но обидно. Увидев, как в карих глазах зреет непонимание, она опять заносит руку для удара. Он перехватывает ее запястье.
- За что?
- За все хорошее, - девушка плачет пьяными слезами, которые рисуют на щеках причудливые темные дорожки.
- Извини.
Сергей надевает куртку и открывает дверь.
- Господи, - опомнившаяся Света хватает его за плечо, - куда ты пойдешь? Там двадцать градусов мороза. Не Молдавия же.
Он выжидает несколько секунд, разворачивается и прижимает ее к стене. Молча смотрит сверху, стирает слезы с ее щек. Усмехается от того, что сделал еще хуже. Убирает упавшую на глаза прядь волос и прикасается к губам. Женщина, которая носилатраур по погибшему мужу почти два года, вдруг совершенно спокойно относится к тому, что за последние несколько часов ее целует уже второй посторонний мужчина.
Сергей снимает с нее шубу, захватывает ладонями бретельки платья. Отрывается от ее губ только тогда, когда им обоим перестает хватать воздуха. Прижимается к ней ближе, давая почувствовать свою страсть.
« Что я делаю? - мелькает в ее голове растерянная мысль. - Это же мальчишка. Ему всего шестнадцать».
Но он совсем не по-мальчишески оглаживает ее через платье. Его возраст выдает только слишком прерывистое дыхание, и едва заметная дрожь.
Света пытается сопротивляться. Слабо и нехотя, скорее отдавая дань приличиям. Сергей опирается рукой о стену над ее головой, пристально смотрит в глаза.
- Хочу тебя. Очень. Давно.
- Я старше на десять лет.
Он замолчал, словно раздумывая. Света решает, что если он отойдет, она выгонит его спать в ванную. Но Сергей не отходит.
Вот интересно... На Новый Год никого не ожидается, кроме них двоих. Но неизменные салаты «Оливье» и винегрет готовятся тазиками. Им есть это потом недели две. Давиться и доедать, ведь выкинуть жалко. Это неистребимо в советском человеке.
Она раздумывает над этим, нарезая колбасу и сыр, который обязательно скукожится на столе в неаппетитные желтые листики.
- Света, - слышит из комнаты, - где у тебя верхушка для елки?
- В шкафу на верхней полке.
«Сейчас упадет, табуретка еще полгода назад сломалась. Был бы мужик, починил бы, а этот... «. Хочет крикнуть: «Осторожнее», но слышит звук падения.
- Света, у тебя табуретка сломалась.
«Знаю», - думает Света.
- Я верхушку прикрутил, - говорит Сергей, выходя на кухню.
Подходит к столу, обнимает за талию со спины, кладет голову ей на плечо.
- Ты режешь сыр, как мама.
Хватает кусок из-под ножа и уходит.
«Был бы мужик, понял бы, что дурак, а этот... », - привычно комментирует она его фразу. В последние дни присказка: «Был бы мужик... », вошла у нее в привычку.
Спят вместе. В первую ночь, еще не отойдя от вечеринки, лежала у него на груди, пытаясь понять, чем пахнет его кожа. Решила, что молоком. Немного подумав, обозвала себя «дурой» и повернулась на бок. Во сне он подгреб ее к себе и зарылся носом в волосы на затылке.
«Как дите, ей-богу», - подумала она и вспомнила, что Коля любил спать так же. Вздохнула и провалилась в глубокий сон.
Он считает удары курантов, хлопает на последнем, как ребенок. Берет фужер с шампанским, тянется к ней, чтобы чокнуться. Она еще сомневалась: наливать ему или нет. Хохотнула про себя: спит с ним, а пить запрещает.
- С Новым Годом.
Какие у него мягкие губы.
- Ромка, Ромка, - Димка трясет его за воротник, Ромка неохотно просыпается.
Чтобы не мерзнуть, все много пьют, потом спят тяжелым похмельным сном.
- Чего тебе? - огрызается на мальчишку.
- Ромка, с Зинкой совсем худо.
- Что с ней может быть? Напилась, видно, до чертиков.
Но откидывает одеяло и прислушивается к ее рваному дыханию.
- Ты что? - тормошит Зинку за плечо.
Девушка смотрит мутным взглядом, через силу улыбается потрескавшимися губами. Он касается ее лба. У нее высокая температура, кожа покрыта испариной. Зинка то пытается раздеться, как будто ей жарко, то натягивает на себя все, что можно.
- Ром, что с ней? - Сашка шморгает носом.
Близнецы вот-вот заплачут.
- Не знаю, - рыкает он на них, - я не врач. Принеси воды, можешь снега набрать.
Сашка выбегает из комнаты, Димка бросается за ним.
- Зина, - зовет ее Ромка, - тебе больно?
Она кивает часто-часто.
- Где?
- Везде.
- Вы очень красивая.
От тона, которым произнесены эти простые слова, бросает в жар. Ее приглашают на медленный танец. Она прислоняется к мужскому плечу, закрывает глаза и забывает обо всем. Света отходила свой траур и сейчас имеет право на отношения. В ломаном блеске зеркального шара черты лица напротив кажутся незнакомыми. Чувство нереальностиломает барьеры, система ее жизненных координат дает сбой. Света с удовольствием раскрывает губы навстречу чужому языку. Пока завораживающий голос Бутусова поет «Я хочу быть с тобой», она отдается поцелую вся. На последних аккордах с трудом понимает, что фотограф о чем-то спрашивает.
- Что?
- Я говорю, - чтобы не кричать, он прижимает губы к ее уху, - может быть, мы с вами уйдем? По - английски.
Она хватает сумку, шубку и сапоги. Переобувается за дверью, пока он заводит машину.
Девушка открывает стекло салона, ловит губами снег, шутит невпопад.
У ее подъезда они долго целуются. Шубка расстегнута, бретельки вечернего платья спущены, тело просит ласки.
- Пойдем к тебе, - он сам еле сдерживается.
Эта фраза ставит ее на место. К ней нельзя, она живет не одна.
Фотограф отстраняется, досадливо морщится.
- Я тоже живу с мамой. Мне казалось: вы одиноки.
Он думает, что его обманули. Света пытается объяснить, что это не так, но мужчина не слушает.
- Доброй ночи, Светлана Игоревна.
Она провожает глазами машину и бредет на третий этаж. Разгоряченная плоть никак не хочет успокаиваться.
В квартире сразу проходит в комнату. Смотрит на Сергея несколько минут. Он оборачивается с елочной игрушкой в руках. Опять эта полудетская улыбка, которая постоянно выводит ее из себя.
- Так рано? А я ждал тебя позже.
- Если бы ты знал, как ты мне надоел, - она вкладывает в слова всю свою досаду за сорвавшийся по вине этого засранца вечер.
За то, что так чертовски похож на Колю. Она злилась не только на него, но и на сестру, до которой не дозвониться. На себя, за то, что срывает на этом мальчишке дурное настроение.
Свете уходит в прихожую, окатив его на прощание ведром ледяного презрения. Не раздеваясь, смотрит на себя в зеркало. Губы до сих пор горят от настойчивых поцелуев фотографа, а кожа под платьем еще помнит его прикосновения.
- Что-то случилось?
Сергей подходит к ней с непонимающим видом. Он не чувствует себя виноватым. Посуду перемыл, в квартире убрал.
Где-то внутри зреет злость. Течет лавой и превращается в ярость. Приправленная ударнойдозой спиртного она выплескивается наружу. Света оборачивается, сузив глаза. Ей приелись его пристальные взгляды по ночам. Она устала вздрагивать, когда он входит в комнату, одетый в одежду мужа.
- Ты. Мне. Надоел.
Наступает на него нахохлившейся курицей. Когда Сергей упирается спиной в дверь ванной, пьяная Света бьет его по лицу. Не больно, но обидно. Увидев, как в карих глазах зреет непонимание, она опять заносит руку для удара. Он перехватывает ее запястье.
- За что?
- За все хорошее, - девушка плачет пьяными слезами, которые рисуют на щеках причудливые темные дорожки.
- Извини.
Сергей надевает куртку и открывает дверь.
- Господи, - опомнившаяся Света хватает его за плечо, - куда ты пойдешь? Там двадцать градусов мороза. Не Молдавия же.
Он выжидает несколько секунд, разворачивается и прижимает ее к стене. Молча смотрит сверху, стирает слезы с ее щек. Усмехается от того, что сделал еще хуже. Убирает упавшую на глаза прядь волос и прикасается к губам. Женщина, которая носилатраур по погибшему мужу почти два года, вдруг совершенно спокойно относится к тому, что за последние несколько часов ее целует уже второй посторонний мужчина.
Сергей снимает с нее шубу, захватывает ладонями бретельки платья. Отрывается от ее губ только тогда, когда им обоим перестает хватать воздуха. Прижимается к ней ближе, давая почувствовать свою страсть.
« Что я делаю? - мелькает в ее голове растерянная мысль. - Это же мальчишка. Ему всего шестнадцать».
Но он совсем не по-мальчишески оглаживает ее через платье. Его возраст выдает только слишком прерывистое дыхание, и едва заметная дрожь.
Света пытается сопротивляться. Слабо и нехотя, скорее отдавая дань приличиям. Сергей опирается рукой о стену над ее головой, пристально смотрит в глаза.
- Хочу тебя. Очень. Давно.
- Я старше на десять лет.
Он замолчал, словно раздумывая. Света решает, что если он отойдет, она выгонит его спать в ванную. Но Сергей не отходит.
Вот интересно... На Новый Год никого не ожидается, кроме них двоих. Но неизменные салаты «Оливье» и винегрет готовятся тазиками. Им есть это потом недели две. Давиться и доедать, ведь выкинуть жалко. Это неистребимо в советском человеке.
Она раздумывает над этим, нарезая колбасу и сыр, который обязательно скукожится на столе в неаппетитные желтые листики.
- Света, - слышит из комнаты, - где у тебя верхушка для елки?
- В шкафу на верхней полке.
«Сейчас упадет, табуретка еще полгода назад сломалась. Был бы мужик, починил бы, а этот... «. Хочет крикнуть: «Осторожнее», но слышит звук падения.
- Света, у тебя табуретка сломалась.
«Знаю», - думает Света.
- Я верхушку прикрутил, - говорит Сергей, выходя на кухню.
Подходит к столу, обнимает за талию со спины, кладет голову ей на плечо.
- Ты режешь сыр, как мама.
Хватает кусок из-под ножа и уходит.
«Был бы мужик, понял бы, что дурак, а этот... », - привычно комментирует она его фразу. В последние дни присказка: «Был бы мужик... », вошла у нее в привычку.
Спят вместе. В первую ночь, еще не отойдя от вечеринки, лежала у него на груди, пытаясь понять, чем пахнет его кожа. Решила, что молоком. Немного подумав, обозвала себя «дурой» и повернулась на бок. Во сне он подгреб ее к себе и зарылся носом в волосы на затылке.
«Как дите, ей-богу», - подумала она и вспомнила, что Коля любил спать так же. Вздохнула и провалилась в глубокий сон.
Он считает удары курантов, хлопает на последнем, как ребенок. Берет фужер с шампанским, тянется к ней, чтобы чокнуться. Она еще сомневалась: наливать ему или нет. Хохотнула про себя: спит с ним, а пить запрещает.
- С Новым Годом.
Какие у него мягкие губы.
- Ромка, Ромка, - Димка трясет его за воротник, Ромка неохотно просыпается.
Чтобы не мерзнуть, все много пьют, потом спят тяжелым похмельным сном.
- Чего тебе? - огрызается на мальчишку.
- Ромка, с Зинкой совсем худо.
- Что с ней может быть? Напилась, видно, до чертиков.
Но откидывает одеяло и прислушивается к ее рваному дыханию.
- Ты что? - тормошит Зинку за плечо.
Девушка смотрит мутным взглядом, через силу улыбается потрескавшимися губами. Он касается ее лба. У нее высокая температура, кожа покрыта испариной. Зинка то пытается раздеться, как будто ей жарко, то натягивает на себя все, что можно.
- Ром, что с ней? - Сашка шморгает носом.
Близнецы вот-вот заплачут.
- Не знаю, - рыкает он на них, - я не врач. Принеси воды, можешь снега набрать.
Сашка выбегает из комнаты, Димка бросается за ним.
- Зина, - зовет ее Ромка, - тебе больно?
Она кивает часто-часто.
- Где?
- Везде.