громила, - выбьем передние зубы. Я сзади, ты - спереди.
- Скучно мыслишь, товарищ Евгений. Шире надо смотреть. Для этого у нас есть контингент и помладше. Предлагаю оставить автографы. Нож.

Громила-Женька протягивает хороший перочинный ножик. Костя проводит большим пальцем по лезвию, радостно улыбается.
- Ну, держите его. Пасть заткните, а то всех перебудит.

Ромку хватают в четыре руки, затыкают рот вонючей грязной тряпкой. Срывают рубашку с плеч, обнажая спину. Он мычит в кляп, рычит и захлебывается рвотой, когда спину начинают неспешно полосовать отточенным лезвием.

Приходит в себя, с трудом фокусируя зрение. Лежит на животе, на спине мокрая от смеси крови и воды рубашка.
- Очухался, чемпион, - говорит Костя из темноты, - здоровый черт.

Приближает к лицу улыбающиеся губы, шепчет на ухо, обдавая горячим дыханием:
- Скажешь кому хоть слово - глаза выколю.

Он уходит, оставляя Ромку в бессильной ярости. Через неделю пацан сбежал, прихватив с собой семилетних близнецов Сашку-Димку, десятилетнего Петьку, и измученную Зинку.

Сейчас

Вот он стоит напротив матерого пса. Он такой же, как этот зверь.
- Не подходить, - шипит сквозь зубы мальчишкам, которые подперли ему спину, - не подходить ко мне.

Вожак стаи скалит зубы, но не рискует сделать первый шаг. Это всего лишь собака, а не волк. Тот уже прыгнул бы. Воздух наполняется заунывным воем и коротким тявканьем. За спиной вожака пара крупных кобелей. Не густо, видимо, главарь опасается конкуренции. А если так, то они не подойдут до конца драки. Будут ждать исхода поединка. Все, как у людей.
- Ну, - шепчет Ромка, - ну, давай.

Пес, пружиня лапы, бросается на него. Оскаленная вонючая пасть нависает над ним. Тягучая слюна падает на грудь, он напрягает мышцы левой руки и блокирует зубы зверя, рискуя венами. Ему нужна всего лишь секунда. Он получает ее, когда пес вонзает зубы в руку, разрывая ткань рубашки. Правой рукой с зажатым в ней ножом Ромка несколько раз сильно бьет собаку в нос. Пользуясь мгновенным замешательством зверя, прокручивает в руке лезвие и втыкает его в собачий глаз. Валит зверя на спину, разжимает клыки и взрезает ему глотку. Стая, потерявшая вожака, начинает выть.
- В дом, - орет Ромка мальчишкам, - все в дом. Спиной не поворачиваться.

Мальчишки пятятся назад. Пыхтя и потея, они тащат за собой собачье тело.

На несколько дней стая оставит их в покое, пока не появится новый вожак.

Сергей смотрит, как Ромка смывает с себя кровь. На левой руке следы собачьих зубов. Зинка плачет, пытаясь помочь, он отстраняет ее от себя:
- Фигня, почти не добрался. А вот рубашка в клочки. Придется у молдаванина взять.

Он подходит к подростку, вытирается рваной рубашкой, оставляя на груди кровавые разводы.
- Как самочувствие? - спрашивает тоном врача.

Сергей, пятясь, отходит к стене.
- Хорошо.

Несколько недель назад Ромка снял повязки с его рук и сам принес лекарство.
- Вот и славно. Потому что завтра на работу пойдешь ты.

Собаки получают остатки вожака, грызутся из-за костей, устанавливают новый порядок в стае. Все, как у людей.

Сергей слышит приглушенный разговор из комнаты, вскидывает голову, напрягает слух.
- Рома, - Зинка говорит почти умоляюще, - чего ты от него хочешь? Отправь его опять на рынок. У него неплохо получалось.
- Рынок давно занят братками, - огрызается Ромка, - прошли простые времена.
- Тогда на вокзал, или с собой возьми.
- Зина, - Ромка раздражен ее тупостью, - я сам не в законе. Рано или поздно, но меня вычислят. А подчиняться никому я не собираюсь. Мне нужна своя ниша.

Девушка опять плачет. Ромка начинает тяжело и угрожающе дышать, он ненавидит ее слезы.
- Да что с тобой? - наконец, взрывается.

Она срывается почти на крик, даже мальчишки удивленно переглядываются и пожимаютплечами.
- Я на все для тебя готова. На все, потому что люблю тебя. Боюсь, что ты бросишь меня.
- Я знаю, - спокойно отвечает Ромка, - знаю.

Он выходит из комнаты и сталкивается с Сергеем взглядом.

Подросток ложится на свою подстилку, кутается в телогрейку, которая служит ему одеялом. Отворачивается к стене и понимает, что все неправда. Глотает выступившие слезы, вытирает нос грязным рукавом. Два месяца, что он провел в Ромкиной постели и учился пользоваться руками и губами. Все это - неправда. Ее крик наслаждения - ложь. Тело, белеющее в полумраке комнаты - не его.

Сергей садится, прижимается затылком к стене, смотрит в окно.
- Серый, - Димка подкатывается и устраивается рядом, - ты не плачь. Я же вижу, что у тебя с Зинкой шуры-муры. Зря вы это затеяли, честно. Ромка если узнает, кранты тебе.

Сергей ерошит грязные мальчишеские волосы.
- Эх ты, пацан. Много ты понимаешь.

Ромка все знает давным-давно. Он задумал это с самого начала, как только увидел перед собой красивого осиротевшего подростка. У которого сейчас нет другого выхода, как только отрабатывать свое содержание. Потому что там, на улице, где сейчас воют потерянные собаки, ему не выжить.

Где рождается страх? В голове или сердце? В пустой душе или скрученном спазмами животе? Где гнездится это мелкое чувство, заставляющее сжиматься в комок?
У страха есть имя, злое лицо и изуродованные плечи. И сейчас он курит на крыльце, не боясь осенних заморозков.
Сергей выходит на улицу, не в силах сидеть дома. Он ступил на тропу, где двум самцам тяжело разойтись. Ромка протягивает ему папиросу. Курят молча, сплевывая на гнилые доски. Детдомовец даже не думает начинать разговор, а приднестровец не может подобрать ни одного слова. Только откуда-то изнутри, из первобытных уголков души лезет темное желание. Жажда крови соперника.
- Иди спать, молдаванин, - детдомовец улыбается, кладет руку Сергею на плечо.
Тот сбрасывает ее, раздраженно морщится.

Ромка уходит, оставив его докуривать. Мыслей нет. Они испарились, сгорели в цинковой ванне. Сергей прекрасно понимает, о какой работе идет речь. Для этого его и пустили в чужую постель. Но разожженный женщиной пожар уже не унять, и подросток знает, что согласится сам.
Огонек папиросы рассыпает искры, уходя в темноту. Сергей ухмыляется ему вслед, ежится от осенней прохлады и возвращается в дом.
Удивляется тому, что называет эту халупу «домом» и переносит постель поближе к затухающему костру.
- Ромка, Ромка, - Димка зовет его так громко, что у Сергея звенит в ушах, - пошли со мной за водой, там опять собаки.
Ромка выходит из комнаты злой и не выспавшийся.
- Ничего без меня сделать не могут.
Спотыкается о Сергея, матерится сквозь зубы. Видно, что хочет пнуть, но сдерживается.
- Ну, - спокойно говорит он, - че разлегся, вставать пора.
Уходит с мальчишками за водой, прихватив палку.
Подросток все еще лежит, закинув руки за голову и уставившись в облупленный, черный от копоти потолок. Даже не слышит, как выходит Зинка. Улыбается, когда она ложится рядом с ним, свернувшись калачиком у него на груди. Зарывается пальцами в волосы ей на затылке, поднимает голову, и они целуются. Отчаянно, как перед последним выстрелом. До боли в закушенных губах, до звона