Если он очень постарается неправильно меня понять? Захочу ли я врать? И сколько еще лет? Сколько еще ночей в эротическом бреду и страхов быть застигнутым за неосторожным взглядом? Сколько еще теннисных матчей и дружеских объятий с ним, победившим, изможденным, податливым, мокрым, одуряющим своим сладковато-терпким запахом, от которого по всему телу – дрожь… И надо бежать в душевую, чтобы, стоя под горячими струями, помочь себе рукой выплеснуть из тела эту оглушающее возбуждение, пока оно не разорвало тебя в клочья изнутри…
Сколько еще гигабайт его фотографий набьется в подаренный им же ноутбук, пока я решу, что уже достаточное количество раз запечатлел эти длинные пальцы с розовыми ногтями, эти серьезные карие глаза и кошачью линию скул, этот почти треугольный торс, изящные ключицы и упругий, поджарый ...живот… Как долго еще я буду, задыхаясь от страха и стыда, метаться между желанием отыметь его, или отдаться самому… За этими мыслями я не заметил, как подъехал к его дому.
Код от ворот я знал, поэтому въехал на территорию и бросил Мурано стоять под первыми тяжелыми каплями дождя. А сам уселся на скамейку около дома и набрал его номер. Он ответил почти сразу.
- Да.
- Что ты решил?
- Пока ничего…
- Я узнаю об этом завтра со всеми, или ты позволишь мне узнать до сбора?
- Я не знаю… - пауза. – Я не могу сейчас говорить, но обещаю, что позвоню тебе не позже семи утра.
Голос потухший. И казалось, что каждое слово дается с трудом. Я трусливо повесил трубку. Отчаяние накатило такой сильной волной, что я уронил лицо в ладони и, кажется, составил компанию ливню… Минут через десять я отчетливо ощутил чье-то присутствие.
Он стоял под дождем на дорожке в нескольких метрах от скамейки, зябко скрестив руки на груди. Лицо ничего не выражало, он был как будто опустошен. Белоснежный свитер подчеркивал это впечатление потерянности и беззащитности. Постояв еще немного, он молча взял меня за руку и увел в дом.
Сели на пол у камина. Олег стянул одной рукой промокший свитер, оставшись в рубашке, а второй протянул мне бутылку Реми Мартен. Мы слушали стук дождя и по очереди пили коньяк из горла, как в юности. Я первым решился нарушить безмолвие.
- Ты сказал, что пока не можешь говорить…
- Смотреть на тебя в монитор видеонаблюдения тоже не могу…
- Что будем делать?
- Просто пить. Пока меня не перестанет трясти…
- Замерз?
- Заебался.
- ???
- Думать всякие вещи заебался.
- Может, ты хочешь, чтобы я тебе что-то сказал?
- Ты мне наговорил уже…
- Я попытаюсь объяснить…
- Подожди. Дай мне еще пару минут.
Он судорожно выдохнул и посмотрел мне в глаза. Как будто попытался найти в них ответ на какой-то одному ему ведомый вопрос. Я не смог бы точно определить, какие чувства выражал этот взгляд. Одно в нем точно было. Боль.
- Боюсь, что я еще некоторое время не смогу верить в то, что ты говоришь и делаешь, - начал он, - что бы ни означал твой сегодняшний поступок, он лишает меня возможности тебе доверять. Самое страшное, что даже если ты сейчас попытаешься объясниться, я не уверен, что смогу принять твои слова за чистую монету. На какой-то момент ты показал мне абсолютно другого Кирилла, которого я ни разу не видел за все годы нашей дружбы. И этот Кирилл ранил меня, и вообще совершил что-то чудовищное. И я не знаю, зачем он это делает и чего он хочет…
Повинуясь внезапному порыву, я быстро наклонился к нему и обхватил ладонями его лицо. На секунду встретившись взглядом с его расширившимися от ужаса глазами, я мягко, но требовательно поцеловал сомкнутые губы. Потом еще раз. Он не отвечал, но и не отстранялся. Казалось, он не может решить, как реагировать. На третий раз я скользнул рукой под ворот его полурасстегнутой рубашки и прижался к его груди, настойчиво пытаясь приоткрыть упрямые губы для ответного поцелуя. От его распущенных волос пахло дождем и медом… Сдавленно выдохнув, он подался навстречу и поцеловал меня, но в следующую же секунду яростно разорвал объятия.
- Мне больно… - сквозь сдерживаемые слезы прошептал он. Только тут я обратил внимание на хорошо заметную ссадину в уголке его губ. Я ласково дотронулся до нее кончиками пальцев.
- Не здесь, - еще тише произнес он, и в темноте мне показалось, что с его ресницы сорвалась слеза. Он оплел своими пальцами мою руку и прижал к своему сердцу, согнувшись, как от боли… Этот отчаянный и такой искренний жест заставил меня собрать все силы, чтобы самому не разрыдаться от злости на себя, жалости к нему и разрывающей душу, всепоглощающей нежности… Я хватал его, поминутно пытаясь то поцеловать, то убрать с лица влажные пряди, то вытереть слезы с ресниц…
- Что ты со мной делаешь?... Зачем ты так? – бессвязно шептал он, все еще пытаясь уворачиваться от моих губ. Наконец, мне удалось обнять его обеими руками и опрокинуть на пол. Теперь я чувствовал его всем телом. Он дрожал и упирался ладонями в мои плечи, но я без труда сломил его слабое сопротивление и снова с наслаждением прильнул к влажным, мягким губам. Уже через минуту его руки заметались по моим плечам и пояснице, а потом замерли, найдя самое удобное положение, чтобы как можно крепче прижать меня к себе. Сделав несколько коротких выдохов, он, наконец, впустил меня, и я рухнул в этот поцелуй, как в чертов омут… Откровенный, бесстыдный, глубокий омут…
Вынырнув из бездны, я попытался выровнять дыхание, уткнувшись носом в горячую впадинку между его шеей и плечом. Такой знакомый, дурманящий, терпкий запах его кожи толчками вливался внутрь, вызывая легкое головокружение. Мое сознание переместились ниже, и я мгновенно вспыхнул, ощутив две упругости в наших джинсах, которые в этой позе почти соприкасались друг с другом. Словно следуя за моей мыслью, рука Олега рванула вверх рубашку и недвусмысленно прижалась к моей обнаженной пояснице. Кончики его тонких пальцев без труда проникли под ремень. Он сделал едва заметное движение корпусом влево, и оказался точно подо мной. Теперь мой возбужденный член отделялся от его члена только тканью джинсов. Меня бросило в дрожь… Я уже не был уверен, что смогу сделать это… Сделать что??? В том то и дело, я не представлял себе, что делать дальше…
Насколько мне было известно, друг Олега, с которым они расстались 3 месяца назад, выступал в подчиненной роли. И его предыдущий парень – тоже. Собственно, глупо было бы предполагать, что человек с таким характером, как у Олега, станет ложиться под парня… Я вздрогнул от этой мысли. Такой жгучей, запретной и сладкой она мне показалась. Но это неважно, тут же решил я. Теперь нельзя остановиться. Я не имею права. Я убедил его в своей любви и не посмею отступить, чего бы мне это ни стоило. Пусть он делает со мной все, что захочет – сама мысль о том, что я смогу доставить ему удовольствие, услышать его стон, увидеть, как он кончает, сводила меня с ума… Я должен взять себя в руки и совладать со своим страхом.
Моя внезапная паника была прервана долгим, нежным поцелуем в губы. Его горячие, сухие ладони, едва касаясь, гладили мою спину.
Возбуждение медленно превращалось из лихорадочного и неконтролируемого в обволакивающее и нарастающее,