Любовь и сны в дурдоме. Сон второй
- Сон... Сны... Сны... - обрывки речи, кругом все мутно. - Проснитесь, проснитесь ну же, вот так лучше. Передо мной снова ты. Лучшая медсестра на свете.
- Пора пить лекарства. Ты так странно спал, что тебе снилось?
- Кажется мне снилась ты.
- Это от нехватки впечатлений - перебиваешь меня ты - боюсь когда вы выпишетесь, я уже не буду самым ярким вашим впечатлением.
- Ошибаешься. Ты всегда будешь самым ярким мои впечатление. А что тебе снилось?
- О! Это был странный сон. Я лежала на траве абсолютно голая. Только не смейся, ко мне подполз змей и стал меня ласкать а я не могла ему воспротивиться. А потом началось такое что даже стыдно сказать, хотя словами это и не описать. Думаю Фрейд многое бы сказал про такой сон.
- Да, действительно странный сон - я хитро улыбался, ты отвязывала меня от кровати.
- Скоро я принесу завтрак. А пока мне придется вас оставить - снова этот официальный тон, но сквозь него чувствовалась еще большая игривость чем обычно.
Два часа. Два часа тебя не было в этой палате, в поле моего зрения, в моей душе. Я знаю каждую трещинку на потолке, каждый скол на кафеле, каждую неровность, отпавшую штукатурку, бугорок. Сначала я давал названия только самым интересным. Теперь название есть почти у каждой. Разлом Бесстрашия, Пропасть отчаянья, Щель имени Владимира Ленина, Бугор Жопы, пик Кривой мошонки, белая пустыня равнодушия, пятно Бэтмена и т. д. За месяцы проведенные здесь для меня все это превратилось в огромный сказочный мир. Маленькие бугорки и узоры на потолке стали настоящими элементами рельефа, в которых происходят удивительные истории. Иногда персонажами этих историй были ты и я.
- А вот и завтрак! - как всегда с улыбкой полной солнца, ты вернулась... ну наконец-то я думал я не выдержу еще минуту без тебя.
- Опять каша?! Господи как я хочу мяса!
- У тебя диета, мясо, ни-ни.
- Когда мне разрешат снова гулять?
- Не знаю, но точно не сегодня - ты провела рукой по своим локонам.
- От скуки и взаперти я схожу с ума еще больше.
- Не кукситесь. Такое настроение не идет на пользу выздоровления. - голосом ты изображала то ли доктора то ли строгую учительницу, и рассмеялась.
- Мне кажется... Вот что, мне кажется под всем этим твоим позитивом, скрывается такая же беспомощность и безграничная бездна скуки и пустоты, как у меня. Тебе скучно, обыденность тебя пожирает. В мире не хватает яркости и ощущений. Подлинных, настоящих. Все что происходит в той или иной степени уже происходило миллион раз. Ты хочешь чего-то нового, поиграть с огнем, чего-то недопустимого. Хочешь вырваться. Хочешь подлинного счастья. Но раз мы заперты в рамках этой реальности с ее больничными стенами, я предлагаю заменить счастье суррогатом. Как у Булгакова в записках сельского доктора, я предлагаю колоться морфием. И кто знает может это даст нам то чего мы хотим, перерастет в нечто иное. - я ухмыльнулся и посмотрел на тебя в ожидании ответа.
- Странно халат вроде бы одет на мне, а психоанализ проводишь ты, точь-в-точь молодой Фрейд - ты рассмеялась - Думаю морфий может подождать, да и не стоит менять возможности будущего на суррогаты. - ты села на край моей кровати.
Беленький халатик задрался с одной стороны и мне вновь обнажилась часть бедра с темной полоской на чулках и подвязкой, черной летной манящей словно сладкая дорога из шоколада дальше к сказочно прекрасному телу, обещающая исполнить все мои мечты, воплотить запретные грезы. О если бы эта ленточка-подвязка могла шептать своим черным бархатным язычком, своим шепотом она соблазняла меня лучше любого дьявола или рюмки водки в морозную ночь когда ты один в охотничьем домике сидишь у печи. Ты видела, что я вижу, видела как смотрю, на шелковую кожу бедра, на то как бедро переходит в упругую ягодицу. Ты видела с каким восхищением я смотрю на это, как ни старался спрятать эмоции под смущением и якобы равнодушием. Тебе это нравится, ты получаешь от этого удовольствие, кусочек наслаждения и капельку возбуждения. Глядя в глаза друг другу мы оба это понимаем. Но не говорим в слух.
- А теперь открой рот, давай, так надо ты знаешь - убеждала меня ты, хоть этого было и не надо, из твоих рук я принял бы и яд - Вот так, молодец, - горечь таблеток ударила по горлу.
Ты наклонилась еще ближе ко мне, ворот халата на какое-то мгновенье открыл мне подножье новых возвышенностей, белых и упругих, был бы я Индианой Джонсом я назвал бы их холмы любви и счастья. Твое лицо приблизилось к моему. Мое дыхание замерло, зрачки расширились, так близко твой запах я не ощущал никогда, он был прекрасен. Я всматривался в твое лицо в твои глаза пытаясь навечно запечатлеть этот момент в памяти. Твои губы приоткрылись, нежные, налитые, чуть пухлые. Еще сантиметр, все ближе... Ты поцеловала меня. Нежно, сладко, чуть страстно. Мои губы до сих пор помнят прикосновение твоих чуть влажных губ.
- Это чтобы убрать горечь лекарств. - сказала ты и добро улыбнулась, улыбка была не большая, искренняя и не много смущенная, но ты явно была довольна собой.
Через мгновенье сознание вернулось ко мне сердце вновь стало гонять кровь по венам с удвоенной скоростью, дыхание чуть участилось.
- Это явно лучше морфия...
- Что ж, я подумаю о том, чтобы включить это в список твоих лекарств. А теперь мне пора.
Уже в дверях ты сказала: «Не скучай, я скоро вернусь» и подмигнула.
Таблетки и завтрак начали действовать быстрее чем я думал. Сон приходил ко мне и я не мог с ним бороться.
Сон второй.
Горячий песок... когда ты на пляже, он омываемый теплыми водами моря, приносить наслаждение, ты расслабленный валяешься на нем слушаешь шум прибоя и просто в дремотной неге получаешь удовольствие. Но когда ты в пустыне, где насколько хватает глаз желтое солнце сливается с желтым песком, где нет и намека на каплю воды, где каждая песчинка впитавшая в себя все зло солнца словно маленький раскаленный уголек. Тогда горячий песок это проклятье. Это ад.
Горизонт сливался в единую мутную дымку. Расплывался, менял формы под палящим солнцем и сводил с ума словно картина Сальвадора Дали. Два силуэта на лини горизонта, так же окутанные солнечной пеленой, играли в эту игру вместе со всем окружающим, расплываясь, меняя форму на раскрашенной желтым линии горизонта. Первый силуэт был в два раза больше второго, двигался размеренно и не торопливо как казалось, второй держался близко но отставал. Приблизившись к силуэтам можно было легко не напрягая зрение увидеть что большой силуэт это всего лишь мужчина на верблюде, а семенящий рядом маленький, девушка, руки ее связанны, на шее оковы с цепью, цепь шла от ее нежной шеи и заканчивалась в руках наездника.
Я ассассин. Я украл тебя. Украл у шейха. Не потому что люблю, не потому что я борец за свободу. Это моя работа, меня наняли. Я украл тебя у одного шейха, потому что мне заплатил другой. Все что мне надо доставить тебя и я получу свою награду. Беда заключалась в том, что песок застил мне глаза. Во время погони, я сбился с пути. Мы заблудились, если на тебя мне было плевать. То про себя я знал точно. Я обрек нас на смерть. А ты
- Пора пить лекарства. Ты так странно спал, что тебе снилось?
- Кажется мне снилась ты.
- Это от нехватки впечатлений - перебиваешь меня ты - боюсь когда вы выпишетесь, я уже не буду самым ярким вашим впечатлением.
- Ошибаешься. Ты всегда будешь самым ярким мои впечатление. А что тебе снилось?
- О! Это был странный сон. Я лежала на траве абсолютно голая. Только не смейся, ко мне подполз змей и стал меня ласкать а я не могла ему воспротивиться. А потом началось такое что даже стыдно сказать, хотя словами это и не описать. Думаю Фрейд многое бы сказал про такой сон.
- Да, действительно странный сон - я хитро улыбался, ты отвязывала меня от кровати.
- Скоро я принесу завтрак. А пока мне придется вас оставить - снова этот официальный тон, но сквозь него чувствовалась еще большая игривость чем обычно.
Два часа. Два часа тебя не было в этой палате, в поле моего зрения, в моей душе. Я знаю каждую трещинку на потолке, каждый скол на кафеле, каждую неровность, отпавшую штукатурку, бугорок. Сначала я давал названия только самым интересным. Теперь название есть почти у каждой. Разлом Бесстрашия, Пропасть отчаянья, Щель имени Владимира Ленина, Бугор Жопы, пик Кривой мошонки, белая пустыня равнодушия, пятно Бэтмена и т. д. За месяцы проведенные здесь для меня все это превратилось в огромный сказочный мир. Маленькие бугорки и узоры на потолке стали настоящими элементами рельефа, в которых происходят удивительные истории. Иногда персонажами этих историй были ты и я.
- А вот и завтрак! - как всегда с улыбкой полной солнца, ты вернулась... ну наконец-то я думал я не выдержу еще минуту без тебя.
- Опять каша?! Господи как я хочу мяса!
- У тебя диета, мясо, ни-ни.
- Когда мне разрешат снова гулять?
- Не знаю, но точно не сегодня - ты провела рукой по своим локонам.
- От скуки и взаперти я схожу с ума еще больше.
- Не кукситесь. Такое настроение не идет на пользу выздоровления. - голосом ты изображала то ли доктора то ли строгую учительницу, и рассмеялась.
- Мне кажется... Вот что, мне кажется под всем этим твоим позитивом, скрывается такая же беспомощность и безграничная бездна скуки и пустоты, как у меня. Тебе скучно, обыденность тебя пожирает. В мире не хватает яркости и ощущений. Подлинных, настоящих. Все что происходит в той или иной степени уже происходило миллион раз. Ты хочешь чего-то нового, поиграть с огнем, чего-то недопустимого. Хочешь вырваться. Хочешь подлинного счастья. Но раз мы заперты в рамках этой реальности с ее больничными стенами, я предлагаю заменить счастье суррогатом. Как у Булгакова в записках сельского доктора, я предлагаю колоться морфием. И кто знает может это даст нам то чего мы хотим, перерастет в нечто иное. - я ухмыльнулся и посмотрел на тебя в ожидании ответа.
- Странно халат вроде бы одет на мне, а психоанализ проводишь ты, точь-в-точь молодой Фрейд - ты рассмеялась - Думаю морфий может подождать, да и не стоит менять возможности будущего на суррогаты. - ты села на край моей кровати.
Беленький халатик задрался с одной стороны и мне вновь обнажилась часть бедра с темной полоской на чулках и подвязкой, черной летной манящей словно сладкая дорога из шоколада дальше к сказочно прекрасному телу, обещающая исполнить все мои мечты, воплотить запретные грезы. О если бы эта ленточка-подвязка могла шептать своим черным бархатным язычком, своим шепотом она соблазняла меня лучше любого дьявола или рюмки водки в морозную ночь когда ты один в охотничьем домике сидишь у печи. Ты видела, что я вижу, видела как смотрю, на шелковую кожу бедра, на то как бедро переходит в упругую ягодицу. Ты видела с каким восхищением я смотрю на это, как ни старался спрятать эмоции под смущением и якобы равнодушием. Тебе это нравится, ты получаешь от этого удовольствие, кусочек наслаждения и капельку возбуждения. Глядя в глаза друг другу мы оба это понимаем. Но не говорим в слух.
- А теперь открой рот, давай, так надо ты знаешь - убеждала меня ты, хоть этого было и не надо, из твоих рук я принял бы и яд - Вот так, молодец, - горечь таблеток ударила по горлу.
Ты наклонилась еще ближе ко мне, ворот халата на какое-то мгновенье открыл мне подножье новых возвышенностей, белых и упругих, был бы я Индианой Джонсом я назвал бы их холмы любви и счастья. Твое лицо приблизилось к моему. Мое дыхание замерло, зрачки расширились, так близко твой запах я не ощущал никогда, он был прекрасен. Я всматривался в твое лицо в твои глаза пытаясь навечно запечатлеть этот момент в памяти. Твои губы приоткрылись, нежные, налитые, чуть пухлые. Еще сантиметр, все ближе... Ты поцеловала меня. Нежно, сладко, чуть страстно. Мои губы до сих пор помнят прикосновение твоих чуть влажных губ.
- Это чтобы убрать горечь лекарств. - сказала ты и добро улыбнулась, улыбка была не большая, искренняя и не много смущенная, но ты явно была довольна собой.
Через мгновенье сознание вернулось ко мне сердце вновь стало гонять кровь по венам с удвоенной скоростью, дыхание чуть участилось.
- Это явно лучше морфия...
- Что ж, я подумаю о том, чтобы включить это в список твоих лекарств. А теперь мне пора.
Уже в дверях ты сказала: «Не скучай, я скоро вернусь» и подмигнула.
Таблетки и завтрак начали действовать быстрее чем я думал. Сон приходил ко мне и я не мог с ним бороться.
Сон второй.
Горячий песок... когда ты на пляже, он омываемый теплыми водами моря, приносить наслаждение, ты расслабленный валяешься на нем слушаешь шум прибоя и просто в дремотной неге получаешь удовольствие. Но когда ты в пустыне, где насколько хватает глаз желтое солнце сливается с желтым песком, где нет и намека на каплю воды, где каждая песчинка впитавшая в себя все зло солнца словно маленький раскаленный уголек. Тогда горячий песок это проклятье. Это ад.
Горизонт сливался в единую мутную дымку. Расплывался, менял формы под палящим солнцем и сводил с ума словно картина Сальвадора Дали. Два силуэта на лини горизонта, так же окутанные солнечной пеленой, играли в эту игру вместе со всем окружающим, расплываясь, меняя форму на раскрашенной желтым линии горизонта. Первый силуэт был в два раза больше второго, двигался размеренно и не торопливо как казалось, второй держался близко но отставал. Приблизившись к силуэтам можно было легко не напрягая зрение увидеть что большой силуэт это всего лишь мужчина на верблюде, а семенящий рядом маленький, девушка, руки ее связанны, на шее оковы с цепью, цепь шла от ее нежной шеи и заканчивалась в руках наездника.
Я ассассин. Я украл тебя. Украл у шейха. Не потому что люблю, не потому что я борец за свободу. Это моя работа, меня наняли. Я украл тебя у одного шейха, потому что мне заплатил другой. Все что мне надо доставить тебя и я получу свою награду. Беда заключалась в том, что песок застил мне глаза. Во время погони, я сбился с пути. Мы заблудились, если на тебя мне было плевать. То про себя я знал точно. Я обрек нас на смерть. А ты