контрол... Расскажи мне про девочек, какие они.

— А ты что... и девочек не видел? — спросила Сашка.

— Одетых видел... давно. А голеньких — не-а, не видел, только вот так, на экране. И не увижу уже, это верняк. Обидно, блин...

«Почему?», хотела спросить Сашка, и не спросила, язык не повернулся.

С полминуты они молчали. Алеша смотрел куда-то в сторону, в никуда, она — на него.

Потом она вдруг быстро нагнулась и поцеловала его. В губы.

Алеша отпрянул:

— Ты что?!

— Ничего, — тихо ответила розовая Сашка, нагибаясь к нему снова. Алеша отполз от нее.

— Эээй, ты что, педик?

— Я не педик. Я девочка, — шептала Сашка, пытаясь дотянуться губами до Алеши. Тот отползал от нее боком, как краб.

— «Девочка?» Точно педик... — бормотал потрясенный Алеша.

Сашка вдруг выпрямилась.

«Как же это обидно — быть мальчиком», думала она...

— Ну как тебе доказать?!

Был только один способ сделать это.

Секунду или две Сашка колебалась, затем стала снимать куртку.

Под ней была блузка. Сквозь легкую ткань проступала грудь без лифчика; обычному взгляду этого хватило бы, но Алеша продолжал смотреть на нее, как на привидение.

Перешагнув рубикон, Сашка расстегнулась, а затем и разделась по пояс.

— Вааааауууу! — прошептал Алеша.

— Челюсть подбери, — сказала ему Сашка, стягивая с себя джинсы с трусами. «Я голая... перед мальчиком... », думала она. В груди леденило, и она торопилась избавиться от тряпок, пока не стало совсем-совсем страшно.
Все. Свершилось... Одна нога из трусов... другая... Все. Голая.

— Теперь веришь? — спросила она Алешу, стараясь говорить насмешливо.

Его взгляд проникал в нее, как в масло. Руки-ноги были ватными, в ушах громыхали кувалды...

Глубоко вздохнув, Сашка закрыла глаза, сосчитала до пяти, снова открыла их — и полезла на кровать, к Алеше.

Целоваться она умела и знала, как сделать мальчику приятно (во всяком случае, была уверена, что знает). Так это или нет, но Алеша издал утробный рык, когда она облепила его губы гирляндой легких поцелуев, облизала их кончиком языка, всосалась вглубь и стала выкусывать всем ртом, приглашая Алешин язык вовнутрь, в себя...

— Аааахххр!

Кончился воздух. Алеша с хрипом оторвался от Сашки...

Они смотрели друг на друга, не зная, что говорить. Да и говорить не хотелось.

Переведя дух, Сашка снова взялась за него: обцеловала ему лицо, шею, залезла рукой под футболку и стала щупать костистое тело... Алеша скулил, глядя в потолок.

Потом она откинула одеяло, стянула с его бедер все, что на них было, взяла в руки член и лизнула.

— ОООООу!..

— Тифе, ты фто?! — зашипела Сашка, обцеловывая ему яички.

Никто не знает, что она чувствовала в тот момент, но действовала она уверенно, будто ей кто-то подсказывал, что делать. Вернувшись к члену, она стала лизать его длинными сплошными лизаниями, как мороженое. Член дергался, дрожал в ее руках, потом выстрелил тяжелым фонтаном, залепившим Сашке все лицо и лысину...

— Ооох... Чем вытереть? — выдохнула она.

Алеша не мог говорить.

Обкончанная Сашка минуту или больше лежала неподвижно. Хотелось ездить голой пиздой по Алеше, чтобы затеребить, заелозить сладкую сосалку в утробе...

— Можно... одеялом... — прошептал наконец Алеша.

— Попалят... — так же шепотом ответила Сашка.

— Нифига... я ведь часто... сам... привыкли...

Сашка полежала еще немного, потом привстала и, отдуваясь, стала вытираться. Потом попросила Алешу:

— Отвернись.

— Зачем?

— Ну отвернись...

Он перевернулся на другой бок, а она впилась в себя и заурчала, как тигрица.

Алеша пару секунд терпел, но не выдержал и выгнул шею, а потом и вовсе перекатился обратно, глядя с открытым ртом, как Сашка терзает свой бутон.

Она тоже смотрела на него, но не могла остановиться. Из нее рвался крик, который она давила в себе, сцепив зубы, и оттого он получался вибрирующим, будто с Алешиной постели взлетал самолет...

— Оооуу, — она рухнула на подушку. Грудь ее ходила ходуном.

Минуту или больше Сашка молчала. Молчал и Алеша, не решаясь заговорить.

— Все-таки смотрел, — выдохнула она наконец. — Я не в упрек, не думай...

— Тебя как зовут?

— Так и зовут — Сашей.

— Саша... Александра... Но я не понимаю...

— Я тоже, — сказала она, наклонилась к нему и стала целовать. Тот неловко отвечал ей, трогая разгоряченное тело, и бормотал:

— Мне искали друга. Через лучших преподов, докторов там всяких... На высшем уровне... У нас все побрились в честь меня, даже повар... Но ты же девочка... Бедненькая, ты пошла на это... У тебя были какие волосы?

— Зеленые. В крапинку. — Сашка укусила его за нос. — Я не в честь тебя побрилась, а сама по себе, ясно? Это было давно, я про тебя вообще не знала. И никому не говори, что я девочка. Меня перепутали с Сашей, мальчиком из хорошей семьи, понял? Я тут случайно. Всем говори, что я мальчик, если хочешь еще меня увидеть.

— Капеееец, — восхищенно сказал Алеша. — Я хочу, чтобы ты теперь была со мной всегда, все время... Ой! Блиииин!

— Что такое?

— Третий час. Щас процедуры придут делать.

— Мамаааа...

Сашка завертелась на месте, как юла. В коридоре уже слышались шаги.

Каким-то чудом она успела за двадцать секунд натянуть на себя джинсы, блузку, куртку, носки, кроссовки, и собиралась поправить волосы, когда открылись двери, вошли люди в белых халатах, и она в который раз вспомнила, что у нее уже нет волос...

— Здравствуй, Алешенька, — тошнотворно поздоровалась тетка-медсестра, похожая на Любу из «Интернов». — Ну как, подружились?

— Более чем, — пробубнил Алеша, делая страшные глаза Сашке.

Та вопросительно смотрела на него. Потом ахнула и рывком спрятала в карман кружевные трусы, забытые на самом видном месте.

***

В тот день им больше не удалось побыть наедине.

Алеше делали процедуру за процедурой. Заявились его родители — делать смотр Сашке. Папа был обрюзгшим и усталым, мама бодрилась, изображая оптимистку. Они были фальшивы, как в плохом кино, и Сашке было тоскливо. С Алешей они были говорили нарочито приветливо, с ней — официально, как с продавщицей. Никто не заподозрил, что она девочка...

Когда она уходила, Алеша хотел ей сказать что-то особенное, но не получилось — рядом все время кто-то был. Сашка унесла с собой только его взгляд, от которого из нее сами собой поперли слезы, хоть она и давила их в себе.

Наутро в десять она уже была у него.

Выждав, пока все разойдутся (плюс контрольные десять минут), Сашка разделась и юркнула к нему под одеяло. Голубые двери не запирались, но это только усиливало томительную жуть, распиравшую ее со вчерашнего дня.

Еще тогда она решила, что сегодня у них будет Это.

«Не стоит лезть в постель только для того, чтобы попробовать, как это бывает» — говорил ей папа. — «Трахаться нужно тогда, когда ты чувствуешь, что не можешь иначе. Вот просто не можешь, и все».

Сашка не знала, кто больше «не мог» — ее тело или ее совесть. Она понимала, что если не сделает этого — Алешин вчерашний взгляд будет преследовать ее всю жизнь.