хорошо расчищены, движение — как обычно. «Прекрасно, — подумал я. — В одну сторону я попаду. А обратно — будет видно... »

Я сел в нужную мне маршрутку, подождал, пока она выедет за территорию автовокзала и только потом позвонил Тане. Несмотря на выходной, она уже не спала.

— Привет.

— Привет! — Даже по её голосу я слышу, что она улыбается.

— С праздником тебя!

— Ой... спасибочки! И тебя тоже...

— Меня-то зачем поздравлять? — Моя улыбка летит ей в ответ. — У тебя ж день ангела, не у меня. Я не учусь, сама знаешь... Тань, я сюрприз небольшой приготовил.

— Какой? — Ох это женское любопытство...

— Я через пару часов к тебе приеду. Давай в кафе посидим, как тогда...

Пауза. Затем — внезапно изменившийся голос, с прорезавшимся в нём волнением:

— Тты... едешь?... Ты шутишь?... Ты видел, что на улице творится?..

— Видел. Но ничего страшного.
Дороги чистят. Транспорт ходит. Всё хорошо.

— У нас только начали чистить, части маршруток вообще нет. Ты ж не выберешься потом от меня! Димка, не выдумывай! Давай лучше потом, а?

— Тань, уже поздно. Я в городе. Мы сейчас на трассу выезжаем.

— Дим! — В её голосе — металлические нотки. — Останови маршрутку. Попроси водителя остановиться. Вылези! Пока не поздно! Ты что, дурак?

— Таня, это не обсуждается. — Ответ спокоен и твёрд. — Я уже еду. Хоть на полчаса — но я у тебя буду. — Меня даже слегка забавляют эти нотки в её голосе: надо же, волнуется...

Снова пауза. Затем:

— Хорошо, Дим. Я встречу тебя на вокзале.

* * * * * *

Два часа обычной дороги растянулись чуть ли не на три. При всём том, что водитель вёл машину крайне аккуратно, пару раз нас чуть не занесло в кювет. С грехом пополам дорога от снега была расчищена, но под снегом оказалась гололедица — видимо, здесь снегопад начинался с небольшого дождика. Тоже не редкость в наших местах... За это время я пару раз звонил Тане — рассказать, где мы сейчас, и попросить не выходить из дома раньше времени, чтоб не замёрзнуть.

Таню я увидел сразу с порога здания автовокзала, несмотря на толчею. В своём модном чёрном коротком полупальто, в маленькой аккуратной красной шапочке, из-под которой так красиво выбивались распущенные светлые волосы, она стояла спиной ко входу и что-то выясняла у кассира. Я подошёл к ней и легонько тронул за плечо. Она обернулась и улыбнулась, но как-то растерянно. Было видно, что сейчас её мысли совсем о другом.

— Дим, ближайший рейс обратно через двадцать минут. А потом — ничего не обещают. Некоторые машины замёрзли, их до сих пор отогревают. Половину кинули на другие рейсы. В общем, ужас... Тебе надо срочно уезжать.

— Я знаю, — спокойно ответил я. — Пойдём в кафе, а? Здесь холодно... Ты долго меня ждёшь?

— Нет, минут пять как подошла...

Кафе располагалось через дорогу от автовокзала. Там было не намного теплее, но зато мы смогли присесть и заказать по чашечке чая. Таня нервничала, время от времени поглядывая на часы.

— Зачем? — несколько раз повторила она. — Ну зачем ты приехал именно сейчас?

— Ты не рада меня видеть? — поинтересовался я, мелкими глотками, стараясь растянуть удовольствие, глотая горячий чай. Соблазн опрокинуть всю чашку в себя одним махом я давил в себе как только мог.

— Дима, не притворяйся, — с лёгкой досадой проговорила девушка. — Конечно, рада. И всегда рада тебя видеть, ты же знаешь. Но вовсе необязательно было ехать именно сегодня. Какое ж это свидание-то? Даже погулять не можем...

— Ты ж говорила, что любишь сюрпризы, — улыбнулся я. — Вот — прекрасный сюрприз. От природы, от меня...

— Ну знаешь... — в некоторой растерянности проговорила Таня. — Не до такой степени я сюрпризы-то люблю. И не такие, как вот этот... — Она кивнула в сторону окна.

Я понимающе кивнул:

— Да, это больше на экстрим похоже. — Одним глотком допив чай, я отодвинул чашку и встал со стула. Таня поднялась следом. — Ну что, пошли?

У самых дверей я остановился и обернулся, почти столкнувшись с девушкой:

— Танюш, ты спрашивала, зачем я приехал... Вот, возьми. — Я расстегнул своё пальто и протянул ей слегка помятый, но всё ещё живой букет бледно-розовых роз. — С праздником тебя, — повторил я и слегка коснулся губами её снежной щеки.

Её лицо в этот момент я не забуду никогда. Сказать, что она опешила — ничего не сказать. Таня машинально взяла протянутый букет, ни на минуту при этом не отрывая взгляд от меня. Несколько раз порывалась что-то сказать, но каждый раз слова оставались непроизнесёнными. Но смотрела она так, словно видела меня впервые. Удивление, неверие, растерянность, ожидание какого-то подвоха или розыгрыша... — что ещё было написано у неё на лице и царило в её душе? Наверно, и она сама не знала...

— Ты... ты приезжал только за этим? — наконец выговорила она, когда мы уже подошли к «моей» маршрутке.

Я весело улыбнулся:

— Танюш, а разве это — плохой повод?

Она не нашлась, что мне ответить. Я ещё раз поцеловал её в щёку и мягко добавил:

— Беги домой. Цветы замёрзнут. Я тебе позвоню.

Таня согласно кивнула и быстро-быстро пошла в сторону жилого квартала. Ей надо было идти долго, минут тридцать, в частный сектор — я знал это.

Через две минуты маршрутка тронулась, водитель вырулил с остановки на разъезженную дорогу, и начался мой обратный путь домой. Я сел удобнее, вновь подобрался — в маршрутке было холодно — и включил музыку. На душе у меня было легко и радостно, на сердце — спокойно. Я сдержанно улыбался, а в наушниках Джон Леннон пел задумчивым душевным голосом не самую знаменитую, но очень подходящую сейчас балладу:

I see the winds or I see a tree —

Everything is clear in my heart...

Простейшие, даже банальные слова, знакомые каждому ещё со школьных времён. В русском переводе эта песня звучала бы настолько избито, что её постыдился бы любой, кто считает себя поэтом. Но в устах Леннона она звучала вновь открытой неоспоримой высшей истиной. И мне оставалось только удивляться, почему это вижу только я? Почему не могут видеть другие?..

Конечно, то, что я сегодня сделал, было абсолютной глупостью. Конечно, ничего в наших отношениях не изменится и никакого развития не будет. И дело не во мне — я знаю, что меня не испугают расстояния. Дело — в ней, а я, наверно, не смогу быть убедителен настолько, чтобы она мне поверила и доверилась. Но я не жалел о сделанном. Этого просила моя душа, меня тянуло так поступить, и я знал, что если бы внял голосу разума, то жалел бы об этом до сих пор. О цене, уплаченной мною ради этих десяти-двадцати минут, я даже не думал. Да и если б тогда мелькнула такая мысль, всё равно бы я её не понял и отмахнулся.

Видимо, в тот день я сделал всё-таки что-то очень хорошее, поскольку домой добрался без особых происшествий — перемёрзший, но счастливый. Меня отогрели, накормили тёплым ужином и напоили горячим чаем — и в это время Таня мне позвонила сама:

— Привет. — В её голосе до сих пор звучало волнение. — Ну, как ты? Добрался?

— Привет. Да, конечно, всё хорошо. — Я не соврал ей. Ведь и вправду всё сложилось прекрасно.