Милашка и красавчик
помаду.
Я кивнул и одним движением расстегнул джинсы.
Она посмотрела на меня с недоверием:
— Как?
Я улыбнулся и показал ей небольшой металлический крючок, который удерживал собачку на месте.
— У меня на язычке крючок отломался, поэтому я приспособил этот. Его надо только сдвинуть в сторону, и молния расстегивается сама.
— А белье ты не носишь, потому что на него у тебя денег нет? — она улыбнулась и поддела кончиком ногтя пару кудряшек, выглянувших из ширинки.
А я покраснел по-настоящему. Я напрочь забыл. Да и не планировалось, что я буду сегодня раздеваться на публике.
Милана вдруг упала передо мной на колени и легким движением спустила мне джинсы. Мое второе я, едва почувствовав свободу, встало по стойке смирно и теперь гордо глядело ей прямо в лицо.
— Мне когда-то говорили, что если вы долго находитесь в возбужденном состоянии, — почти шепотом произнесла она, — то у вас потом там все болит. И что это может привести даже к застою крови и к ампутации.
Я сглотнул комок. Фигасе, а я думал, что это просто неприятно.
— Я не хочу, чтобы такого красавца ампутировали, — она провела кончиками пальцев по всей длине. Он задрожал, как перед извержением. На лбу у меня выступила испарина. Только не на лицо, только не на лицо...
И вдруг ее губки сомкнулись вокруг головки, а язычок мягко прошелся по уздечке. М-м-м, блаженство... Влажное тепло ее рта, мягкие сосочки на языке, твердое ребристое небо, белые зубки, которые слегка цепляли шкурку, но не причиняли боли...
Олька мне никогда не делала минет, хотя я частенько просил ее об этом. А тут и просить не надо!
Я положил руку ей на затылок и мягко надавил. Она послушно заглотнула мой член до половины, но поперхнулась. Я ослабил давление — еще не хватало, чтобы у нее косметика размазалась. Она чуть отодвинулась, но член изо рта не выпустила, продолжая нежно вылизывать головку. Прям как мороженое — конечно, банальное сравнение, но больше мне в тот момент ничего в голову не пришло.
Я снова надавил ей на затылок. На этот раз она заглотнула его почти полностью и даже не подавилась. И я начал медленно двигать бедрами вперед-назад, вперед-назад. Она послушно принимала его, стараясь не задевать зубами. И тут что-то теплое и мягкое сдавило мои яички. Я чуть не застонал в голос... и кончил прямиком ей в горло. Разумеется, она подавилась, поэтому я быстро вышел, заливая спермой свои джинсы. А она повалилась на бок, трясясь, как в лихорадке и натужно кашляя.
— Мила, Мила, — я присел перед ней на корточки и теребил ее за плечи.
За шторкой кабинки мне уже слышались тяжелые шаги начальника охраны.
— Что мне делать, Мила? — я был в панике — такого поворота событий я, во-первых, не ожидал, а во-вторых, если нас сейчас застукают в таком виде, все насмарку...
— Все... хорошо... Сеня... — с трудом отдышавшись, проговорила Милана. — У меня иногда бывает... особенно в бутиках... они уже привыкли...
Я выдохнул с облегчением и прислушался. Неужели, правда, показалось?
— Снимай джинсы, я тебя вытру, — сказала она, снова усевшись у моих ног. Затем достала из сумочки влажные салфетки и стала осторожно собирать вязкую белесую жидкость с моих джинсов и ног. А потом снова прикоснулась губами к члену. — Я и не думала, что ты такой быстрый, — она заглянула мне в глаза и аккуратно протерла еще и его.
Я снова покраснел:
— Обычно мне нужно больше времени... — я провел рукой по лбу.
— Я застала тебя врасплох? — улыбнулась она и поднялась.
А я отвел глаза к потолку, и мой взгляд уперся в бесстрастный объектив камеры. И я побледнел. По-настоящему.
Милана посмотрела туда же и улыбнулась:
— Не бойся, она не работает...
— Точно? — я нахмурился — какой тогда смысл ставить камеру в таком месте?
— Точнее не бывает. Я в этом бутике постоянный клиент. Когда я впервые заметила эту камеру, я тут такой скандал устроила, что папа распорядился выключить все камеры в зале.
Я закрыл глаза и шумно выдохнул. А если они не выполнили его распоряжение, завтра же, если не сегодня, он будет знать о том, что произошло.
Тем временем Милана сняла с вешалки джинсы и подала их мне:
— Примерь.
Я послушно натянул их — жесткая ткань прилипала к все еще влажной коже, а слишком большая молния цепляла волоски на лобке. После пары минут мучений Милана покачала головой:
— Сначала нужно либо купить белье, либо попробовать другие джинсы, — и протянула мне еще одни.
Эти наделись быстро, хорошо сели, и никто нигде не путался и не цеплялся.
— Повернись, — скомандовала Милана.
Я покорно развернулся к ней спиной. И она звонко шлепнула меня по ягодице:
— Красавчик...
Я улыбнулся про себя и ничего не сказал...
А вечером я приехал к Оле.
Она сидела в кухне за столом, закрыв лицо ладонями. Когда я вошел, она встрепенулась и подняла голову — ее глаза были красными от слез. Я разулся, и она кинулась мне на шею:
— Сенечка, я так... я так волновалась... — и она снова разрыдалась, уткнувшись лицом мне в грудь.
Я погладил ее по спине:
— Ты опять не могла мне дозвониться?
— Ты же оставил телефон дома, — всхлипнула она. — Я нашла его еще утром...
Я вздохнул и провел ее в комнату.
— Людмила Разумовна звонила, — сказала Оля, когда я усадил ее на диван и начал нежно целовать ее шейку и уже запустил руку ей за пазуху. — Олег Степанович пропал.
Я выдохнул ей в шею, но не стал отвлекаться.
— Она звонила ему весь день, — продолжала тем временем Оля, прикрыв глаза и откинув голову. — Телефон недоступен. Она пыталась дозвониться Косте, а там Лена вся в слезах-соплях, говорит, Костя ее вчера крепко отлупил, а утром ушел и телефон оставил... Я и Женю набирала, но у него тоже телефон вне зоны...
— Ничего, найдутся... может, бухают где-то... — я уже подобрался к ее ушку и языком ощупывал все его изгибы. Она просто млеет, когда я так делаю.
И в этот раз, попытавшись сказать мне еще что-то, она охнула и упала на спину, раскинув руки. Я же поспешно расстегнул ее халатик и припал губами к левому соску.
Интересно, а какие соски у Миланы? Надо завтра обязательно посмотреть. И пощупать... М-м-м, а они у нее такие же чувствительные, как у Ольки? Ух, как она выгибается... И не скажешь, что она девственница — так ловко мне отсасывала, и даже ничуть не покраснела, когда сняла с меня джинсы...
Я спустился к Олиному животику. Это тоже ее эрогенная зона — кружочек вокруг пупка и прямая вниз по направлению к лобку с тонкой полосочкой волос. Я приспустил ее трусики, отмечая языком путь к сладкой сердцевинке, и как бы невзначай коснулся чувствительной горошинки пальцем. Она вздрогнула, всхлипнула и судорожно сжала бедра. Затем очертил границы ее влагалища и припал к нему ртом, чуть-чуть прихватив зубами клитор. Она выгнулась дугой и глухо завыла, придавив мою голову к своей промежности. Я ухмыльнулся и принялся поглаживать ее половые губки языком, помогая себе руками и периодически проникая вглубь пальцами. Она стонала и кричала, плакала и просила не останавливаться. Но вот я ощутил знакомый
Я кивнул и одним движением расстегнул джинсы.
Она посмотрела на меня с недоверием:
— Как?
Я улыбнулся и показал ей небольшой металлический крючок, который удерживал собачку на месте.
— У меня на язычке крючок отломался, поэтому я приспособил этот. Его надо только сдвинуть в сторону, и молния расстегивается сама.
— А белье ты не носишь, потому что на него у тебя денег нет? — она улыбнулась и поддела кончиком ногтя пару кудряшек, выглянувших из ширинки.
А я покраснел по-настоящему. Я напрочь забыл. Да и не планировалось, что я буду сегодня раздеваться на публике.
Милана вдруг упала передо мной на колени и легким движением спустила мне джинсы. Мое второе я, едва почувствовав свободу, встало по стойке смирно и теперь гордо глядело ей прямо в лицо.
— Мне когда-то говорили, что если вы долго находитесь в возбужденном состоянии, — почти шепотом произнесла она, — то у вас потом там все болит. И что это может привести даже к застою крови и к ампутации.
Я сглотнул комок. Фигасе, а я думал, что это просто неприятно.
— Я не хочу, чтобы такого красавца ампутировали, — она провела кончиками пальцев по всей длине. Он задрожал, как перед извержением. На лбу у меня выступила испарина. Только не на лицо, только не на лицо...
И вдруг ее губки сомкнулись вокруг головки, а язычок мягко прошелся по уздечке. М-м-м, блаженство... Влажное тепло ее рта, мягкие сосочки на языке, твердое ребристое небо, белые зубки, которые слегка цепляли шкурку, но не причиняли боли...
Олька мне никогда не делала минет, хотя я частенько просил ее об этом. А тут и просить не надо!
Я положил руку ей на затылок и мягко надавил. Она послушно заглотнула мой член до половины, но поперхнулась. Я ослабил давление — еще не хватало, чтобы у нее косметика размазалась. Она чуть отодвинулась, но член изо рта не выпустила, продолжая нежно вылизывать головку. Прям как мороженое — конечно, банальное сравнение, но больше мне в тот момент ничего в голову не пришло.
Я снова надавил ей на затылок. На этот раз она заглотнула его почти полностью и даже не подавилась. И я начал медленно двигать бедрами вперед-назад, вперед-назад. Она послушно принимала его, стараясь не задевать зубами. И тут что-то теплое и мягкое сдавило мои яички. Я чуть не застонал в голос... и кончил прямиком ей в горло. Разумеется, она подавилась, поэтому я быстро вышел, заливая спермой свои джинсы. А она повалилась на бок, трясясь, как в лихорадке и натужно кашляя.
— Мила, Мила, — я присел перед ней на корточки и теребил ее за плечи.
За шторкой кабинки мне уже слышались тяжелые шаги начальника охраны.
— Что мне делать, Мила? — я был в панике — такого поворота событий я, во-первых, не ожидал, а во-вторых, если нас сейчас застукают в таком виде, все насмарку...
— Все... хорошо... Сеня... — с трудом отдышавшись, проговорила Милана. — У меня иногда бывает... особенно в бутиках... они уже привыкли...
Я выдохнул с облегчением и прислушался. Неужели, правда, показалось?
— Снимай джинсы, я тебя вытру, — сказала она, снова усевшись у моих ног. Затем достала из сумочки влажные салфетки и стала осторожно собирать вязкую белесую жидкость с моих джинсов и ног. А потом снова прикоснулась губами к члену. — Я и не думала, что ты такой быстрый, — она заглянула мне в глаза и аккуратно протерла еще и его.
Я снова покраснел:
— Обычно мне нужно больше времени... — я провел рукой по лбу.
— Я застала тебя врасплох? — улыбнулась она и поднялась.
А я отвел глаза к потолку, и мой взгляд уперся в бесстрастный объектив камеры. И я побледнел. По-настоящему.
Милана посмотрела туда же и улыбнулась:
— Не бойся, она не работает...
— Точно? — я нахмурился — какой тогда смысл ставить камеру в таком месте?
— Точнее не бывает. Я в этом бутике постоянный клиент. Когда я впервые заметила эту камеру, я тут такой скандал устроила, что папа распорядился выключить все камеры в зале.
Я закрыл глаза и шумно выдохнул. А если они не выполнили его распоряжение, завтра же, если не сегодня, он будет знать о том, что произошло.
Тем временем Милана сняла с вешалки джинсы и подала их мне:
— Примерь.
Я послушно натянул их — жесткая ткань прилипала к все еще влажной коже, а слишком большая молния цепляла волоски на лобке. После пары минут мучений Милана покачала головой:
— Сначала нужно либо купить белье, либо попробовать другие джинсы, — и протянула мне еще одни.
Эти наделись быстро, хорошо сели, и никто нигде не путался и не цеплялся.
— Повернись, — скомандовала Милана.
Я покорно развернулся к ней спиной. И она звонко шлепнула меня по ягодице:
— Красавчик...
Я улыбнулся про себя и ничего не сказал...
А вечером я приехал к Оле.
Она сидела в кухне за столом, закрыв лицо ладонями. Когда я вошел, она встрепенулась и подняла голову — ее глаза были красными от слез. Я разулся, и она кинулась мне на шею:
— Сенечка, я так... я так волновалась... — и она снова разрыдалась, уткнувшись лицом мне в грудь.
Я погладил ее по спине:
— Ты опять не могла мне дозвониться?
— Ты же оставил телефон дома, — всхлипнула она. — Я нашла его еще утром...
Я вздохнул и провел ее в комнату.
— Людмила Разумовна звонила, — сказала Оля, когда я усадил ее на диван и начал нежно целовать ее шейку и уже запустил руку ей за пазуху. — Олег Степанович пропал.
Я выдохнул ей в шею, но не стал отвлекаться.
— Она звонила ему весь день, — продолжала тем временем Оля, прикрыв глаза и откинув голову. — Телефон недоступен. Она пыталась дозвониться Косте, а там Лена вся в слезах-соплях, говорит, Костя ее вчера крепко отлупил, а утром ушел и телефон оставил... Я и Женю набирала, но у него тоже телефон вне зоны...
— Ничего, найдутся... может, бухают где-то... — я уже подобрался к ее ушку и языком ощупывал все его изгибы. Она просто млеет, когда я так делаю.
И в этот раз, попытавшись сказать мне еще что-то, она охнула и упала на спину, раскинув руки. Я же поспешно расстегнул ее халатик и припал губами к левому соску.
Интересно, а какие соски у Миланы? Надо завтра обязательно посмотреть. И пощупать... М-м-м, а они у нее такие же чувствительные, как у Ольки? Ух, как она выгибается... И не скажешь, что она девственница — так ловко мне отсасывала, и даже ничуть не покраснела, когда сняла с меня джинсы...
Я спустился к Олиному животику. Это тоже ее эрогенная зона — кружочек вокруг пупка и прямая вниз по направлению к лобку с тонкой полосочкой волос. Я приспустил ее трусики, отмечая языком путь к сладкой сердцевинке, и как бы невзначай коснулся чувствительной горошинки пальцем. Она вздрогнула, всхлипнула и судорожно сжала бедра. Затем очертил границы ее влагалища и припал к нему ртом, чуть-чуть прихватив зубами клитор. Она выгнулась дугой и глухо завыла, придавив мою голову к своей промежности. Я ухмыльнулся и принялся поглаживать ее половые губки языком, помогая себе руками и периодически проникая вглубь пальцами. Она стонала и кричала, плакала и просила не останавливаться. Но вот я ощутил знакомый