Как об этом узнают другие?


Кровь «закипела», член набух, твердея, как никогда ранее. Но я «не потерял» головы.


— Стоп! — проходя мимо ванны, зашёл внутрь.


Закрыв дверь, включил воду. Быстро выудив мобильник, набрал номер.


— Привет! Ты что там матери наговорила?


— Да мы на дачу шашлыки делать едим. Приезжай... Компания, класс. Тут у нас новенькая как раз в твоём вкусе!


— Заманчиво, но не знаю... Тебя же «прикрыть» надо!


— Бросай всё и гони. А мамка перебесится!


— Подумаю, ты там не очень... — нажав отбой, бросил сотовый на полку.


Приспустив трусы, быстро вымылся.


— Пора!


Перед глазами закрутились картинки: «Мамуля стоит на карачках, высоко задрав полные ягодицы... Вот тело выгибается дугой, и она громко стонет от наслаждения и трётся своими большими грудями о простынь!» Дальше воображение внесло свои коррективы: «Я засаживаю ей в лоно свой твердый разгорячённый желанием фаллос... «.


4.


Не знаю, какое у меня было лицо, когда я ворвался к ней, и остановился как вкопанный, обозревая комнату. Она, всё ещё вздрагивая, лежала на животе, уткнувшись в подушку.


— Уйди, — глухо и тоскливо пробормотала она.


— Мама... — только и смог произнести я.


И сделав пару шагов сел рядом с её роскошным телом. Руки у меня дрожали, сердце буквально вырывалось из груди, а я смотрел на неё: волосы, тяжелыми прядями разметавшиеся по подушке; изящный изгиб шейки, куда так охота было целовать её; обтянутые тонкой тканью высокие и упругие ягодицы; и чуть больше чем всегда открытые задравшимся халатом гладкие матово-блестящие полные бёдра.


Я чувствовал, что член буквально рвётся из штанов, в нетерпение очутиться там, в скрытом сейчас тайном месте. Пододвинувшись и ощущая бедром, тепло её тела я заговорил. Слова лились с языка и журчали ручейком. Они как сетью окутывали нас, связывая вместе. Одновременно я поглаживал её волосы, шейку, плечи.


Она лежала постепенно затихая. Потом повернулась ко мне, боком вслушиваясь в речь, а я уставился на её грудь, неожиданно приоткрывшуюся при этом. Я видел, как раскрылись её глаза, и я тонул в них, не желая спасения. Её губы чуть приоткрылись, и пробежавшийся язык смочил их, так что они заблестели...


Не в силах сдерживаться я наклонился и быстро поцеловал её в губы. Она удивлённо глянула на меня, лоб сморщился... Мама, будто только проснулась и попыталась что-то сказать, но я не дал ей времени. Второй поцелуй ожег губы и я впился в них как жаждущий в пустыне. Она сначала ответила, а потом, замычав, стала вырываться.


— Поздно, батенька! Поздно... — вспомнился мне анекдот.


Я уже прижимал её к себе, не желая отпускать. А в её тщетном мычании мне слышалось:


— Нет... Так нельзя... Это же инц... — причём всё тише и тише.


И когда она совсем замолчала и обмякла, отпустил её. Напряжённое дыхание двух человек:


— Ну, нельзя... мой милый... — и опять наши губы встретились, теперь уже она тянулась ко мне... А её язык, пробравшись в мой рот, стал вытворять там такое! Когда кончился воздух, и мы, тяжело дыша, разорвали объятие, я сдавленным шепотом произнёс:


— Плевать! Мы оба этого хотим... — громогласное утверждение, как бы физически повисло в воздухе, окутывая и отгораживая нас «стеной».


И опять поцелуй... Только сейчас до меня стало доходить, что я делаю.


— И пусть! — застучало в голове, — я, она, мы... хотим этого!


Прижимая её к себе, я покрывал поцелуями лицо шейку, а моя рука, скользнув по боку, гладила ягодицу, опускаясь к бедру. Она запрокинула голову, открывая для моих поцелуев шею, её губы как молитву повторяли:


— Нет... Да что же мы делаем...


Но взгляд затуманенных глаз говорил и даже кричал другое:


— Да! Да... Ещё...


Рука скользнула на грудь под халатик, и, нащупав сосок, сдавила его. («Вот тут всё и началось», — как написали бы в романе...). Но это не роман... Она аж задохнулась от возбуждения, выдавив:


— Как... же... Оххх...


5.


И опять наши губы слились в единое целое, и мир сузился до наших ощущений. Я ласкал её, а она, лёжа на спине, принимала ласки, тяжело дыша и постанывая. Медленно глядя ей в глаза расстегиваю, пуговки, попутно развязав пояс. Я не спешу! Ведь я давно уже не мальчик и понимаю что к чему. Женщина, а даже моя мать Женщина, причем с большой буквы, несмотря на все её недостатки. И она имеет право получить всё, что может дать ей мужчина. Настоящий, опытный мужчина, к коим я себя и причисляю, хоть и непогодам.


И первое что я хочу — расцеловать её грудь! Ах, какие у неё большие и твёрдые соски?! Мне чудится, что я вспоминаю как она кормила меня, прижимая к груди и чуть подразнивая покачивающимся сосочком, когда я капризничал.


Вот они предметы страсти. Большие, упругие, отливающие молочной белизной, пышными батонами раскатились в стороны, увенчанные большими розовыми пока ещё не задубевшими, а мягкими сосками. Чуть сморщенные они покрыты крошечными неровностями и пересечены на кончике почти горизонтальной извилистой бороздкой. А эти ореолы, создающие постамент для них? Чуть видимая припухлость к центру дополнительно приподнимает соски, выделяя их на фоне остального. А у неё они ещё и некруглые! Чуть сжатые с боков имеют красивую овальную форму.


Я ничего не делаю, просто любуюсь видом. Но даже мой взгляд действует как катализатор. Медленно, очень медленно сосочки набухают, становясь, все больше. Приобретают заложенную природой форму. Чуть суженные к телу и более объёмные вверху. Завораживающее зрелище. С трудом сдерживаю, чтобы не припасть к ним и сосать, сосать, сосать, облизывая и лаская языком.


— Что! Что-то не так? — она, приподнимает голову пытаясь рассмотреть то, куда я уставился.


— Всё нормально... А на такой вид и не грех полюбоваться... — шепчу я.


Протянув руку, нежно дотрагиваюсь пальцем. Грудь мамы дергается, заставив соблазнительные полушария аппетитно колыхнуться. Меня как будто бьёт током, и я с диким всхлипом нагибаюсь, захватывая сосок губами. Чуть сдавливая, сосу. Вот это точно на уровне подсознания! Припасть к груди и попытаться добыть молоко, как это делает ребёнок.


— Оххх... — кряхтит мама, — как же ты давно этого не делал?!


— А это приятно? Ну, когда у тебя молоко сосут?


— Только не с тобой!


— Почему? — поражаюсь я, даже забыв на время про «дело».


— Ты всегда жадно сосал, а в конце, когда молоко кончалось, прикусывал и тянул... Одной титьки не хватало, с Галей было проще...


Но вот как было с сестрой, меня в данный момент не интересует. Впереди было «большое приключение» и множество неизведанных тайн. Облобызав груди и заставив мамочку выгибаться и стонать, занялся животиком. Нет, конечно, не спортсменка, но всё равно мне очень нравится. Даже сейчас легко угадывается рисунок напряженных мышц. Поцеловал пупок, а потом подул на оставшуюся влагу от слюней. Животик зашевелился, перекатывая мышцами. Ещё ниже.


— Вот вместо трусиков могла бы и стринги надеть, — подумал про себя, разглядывая выпуклость