Зачем? Наверное, чтобы не передумать, видя самодовольную ухмылку на его сытом лице.


Он снабдил меня биноклем с восьмикратным зумом и спальным мешком, помог вскарабкаться на крышу гаража соседнего пустующего дома, выдал мобильный с единственным забитым в телефонную книгу номером — его номером. И отправился домой.


А я остался наедине с темным окном и луной у меня над головой.


Ночи стояли еще теплые, но уже не такие душные, как летом, поэтому ночевать на улице было даже приятно. Хмель из головы постепенно выветрился, и мне стало страшно. На что же я согласился? Это же унизительно! Мои мама и тетя... Мало того, что сами по себе отношения между женщинами это ненормально, так они же еще и сестры! Гадко, как же это гадко! И я гадок, что рассказал об этом постороннему человеку, что наблюдал за ними, что согласился продавать их личную жизнь! Что же мне делать? Конечно, самым правильным сейчас было бы спуститься с этой чертовой крыши, пойти домой и все им рассказать, но...


Что-то сдерживало меня. Обида? Мстительность? Эгоизм? Алчность? Не знаю, но я продолжал лежать на спальнике и до рези в глазах смотреть на темное окно их спальни.


Вдруг за стеклом вспыхнул свет. Я чуть не выронил бинокль. Когда, наконец, совладал с собой, у меня снова рот наполнился слюной.


Они сидели на кровати совершенно голые и самозабвенно целовались.


С трудом сдерживая дрожь и не отводя от глаз бинокль, я нажал на кнопку вызова на телефоне.


— Началось, — прохрипел я в трубку.


Ответа я не услышал — они повалились на кровать, и белокурая шевелюра тети покрыла мамину гладко выбритую промежность.


Он прибыл уже через пару минут — или это мне только так показалось? — и выхватил у меня из рук бинокль.


Но я и без бинокля все прекрасно видел — как мама выгибалась дугой, яростно комкая простыни напряженными пальцами, как упиралась в постель только пятками и затылком, как со все возрастающей скоростью двигалась у ее промежности голова тети.


Одноклассник рядом со мной тяжело дышал, потом начал сопеть, покусывая нижнюю губу. Затем раздался недвусмысленный вжик.


А блондинка и брюнетка тем временем повалились на кровать. Тетя, наконец, отлипла от маминой промежности и призывно расставила ноги, снова светя бесстыжим влагалищем прямо в окно.


Я отвернулся. Мой одноклассник сопел, периодически охая и одобрительно цокая языком.


— Фистинг? Вот уж чего не ожидал, — тяжело дыша, воскликнул он.


Я посмотрел в окно через плечо. Мамино запястье было полностью погружено в лоно тети, которая, закрыв глаза и стиснув зубы, вздрагивала всем телом и вскрикивала при каждом движении маминой руки.


Я сел на спальник и обхватил голову руками. Как гадко!


Одноклассник за моей спиной удовлетворенно хрюкнул и положил бинокль рядом со мной.


— У тебя салфеток нет?


Я медленно мотнул головой.


— Жаль... черт, это стоит каждого цента...


Снова вжикнула молния, он еще немного покопошился рядом со мной и ушел.


Я остался один.


Ветер еле слышно шелестел краями банкнот, которые он подложил под бинокль.


— И долго ты собираешься тут сидеть? — у меня внутри все похолодело, но я все равно посмотрел на нее через плечо. — Ужин давно остыл, ждем только тебя.


На маме был знакомый мне с детства цветастый халат, ее волосы были собраны в небрежный хвост. Она улыбалась.


— Прости меня... мама...