не беспокойся, — сказал он напоследок...


Утром будильник опять трезвонил где-то в глубине шкафа. Я поднялся, но не стал его искать — какая теперь разница.


Умылся, в кой-то веки побрился и причесался. Надел выстиранную вчера ма... Ириной одежду. Выпил свой кофе и вышел на улицу.


Солнце еще не встало, но небо было уже светлым, и птицы уже настраивали свои инструменты, готовя приветственную оду дню.


Я подошел к остановке. Дверь в магазине напротив была открыта. Я перешел через дорогу и заглянул внутрь. Кудряшка была одна. Она ползала на коленках, вымывая руками пол. Ее попка, затянутая в узкие атласные бриджи, призывно колыхалась при каждом движении. Я немного постоял на пороге, потом решительно шагнул в магазин и резко закрыл за собой дверь. Мое движение было настолько быстрым, что даже колокольчик на двери не успел звякнуть, и девчонка ничего не услышала.


Я расстегнул джинсы, ухватил резинку ее штанишек и рванул на себя.


Она замерла, напряглась, но я резко втолкнулся в нее. И она вскрикнула — от боли и страха.


Пружинки ее кудряшек смешно прыгали и из-под них доносились жалобные всхлипы, вскрики и стоны. Одной рукой я держал ее шелковистые мягкие молочно-белые бедра, а вторую запустил ей под маечку и с силой мял подпрыгивавшие при каждом моем толчке груди.


Ее волосы пахли дешевым шампунем и чем-то тонким, сладким, почти знакомым. Ее кожа была нежной, и от моих пальцев на ней оставались круглые темные пятна. Что-то знакомое.


Внутри у нее было горячо и тесно. Она сжимала меня плотно, но особого наслаждения от этого я не испытывал. Но отчаяние и апатия, которые владели мною всю ночь, теперь сдались под напором какой-то звериной злости. И я драл несчастную девчонку так, будто на ее месте была Ирина, выплескивая на нее все накопившиеся обиды.


И вот, когда у меня внизу живота что-то приятно сжалось, я резко выдернул из ее влагалища свой член и также без подготовки и предупреждения вошел в ее попку. Она не просто вскрикнула, а заорала, как может орать только раздираемая заживо женщина. Я толкнулся глубже. Колечко ануса судорожно сжалось, почти передавив мне вены, но меня это не остановило. Кожа в темной впадинке растрескалась, выступили первые капельки крови. Я толкнул сильнее — тон ее крика повысился. Теперь она визжала, как свинья на убое. Крови стало больше. Я толкнул еще — и она вдруг обмякла, ее сфинктер расслабился и я вошел на всю длину. И кончил, разбавляя содержимое ее прямой кишки своим семенем и болью.


Я вышел. Вытер ее попку и свой член удачно подвернувшимися влажными салфетками, что лежали на прилавке. Да не так уж и сильно порвал. Орала, небось, больше от страха. Хотя на душе у меня все равно было гадко — вот так вот взял и зазря хорошую девушку обидел.


Она заворочалась. Я присел рядом с ней на корточки и убрал волосы с ее лица.


В принципе меня не сильно удивило то, что я увидел.


— Попалась, — ухмыльнулся я.


Она посмотрела на меня с испугом и попыталась отползти, но я схватил ее запястье.


— Что ж ты, мама? Труп отца еще даже не остыл, а ты мне уже свою задницу подставила, — мне хотелось сделать ей больно, еще больнее, чем сделал только что. Хотелось ее оскорблять, орать на нее, бить. Хотелось видеть ее слезы и юшку из носа...


— Ты все равно... будешь моим... — испуг на ее лице сменился холодной уверенностью и насмешливой улыбкой на губах.


— Никогда... — прошипел я в ярости и оттолкнул ее от себя.


Это ее спокойствие и уверенность бесили меня. Наверное, если бы она сейчас расплакалась, уткнулась лицом мне в плечо, попросила прощения, я бы забыл свою злость, и все было бы совсем по-другому. Но она решила показать, что я был в ее власти целиком и полностью, что, кроме моей ярости, мне нечего ей противопоставить, что она умнее, хитрее и сильнее меня.


— И что ты мне сделаешь? — она поднялась на ноги и сорвала с себя остатки одежды. Проникший сквозь стеклянную дверь лучик солнца высветил каждый изгиб, каждую волнительную линию, каждую ямочку ее тела. Мне бы нужно было встать, развернуться и уйти, но уж слишком чарующим было представшее моим глазам зрелище. — Ну же, давай, еще один раз — и мы с тобой будем неразлучны.


И вот тут меня словно холодной водой окатило. Я вдруг успокоился и улыбнулся:


— А вот этого подарка ты от меня не дождешься...


Я встал и вышел на улицу. Она выскочила за мной следом — я слышал, как звякнул колокольчик на двери, и увидел удивленные взгляды мужиков с остановки. Колокольчик звякнул еще раз, а в моей голове раздался шепот: «Все равно ты будешь моим».


Я усмехнулся и прибавил шагу — из-за поворота уже показался наш автобус.


Всю дорогу до работы, стоя, уткнувшись лбом в стекло, я думал.


Плана как такового не было, но делать что-то было нужно...


Сегодня меня снова отправили под крышу, снова потолок. Кабель хреновый, еще чего доброго током шарахнет...


Я залез на леса, приковался сбруей, достал из кармана нож, рассуждая про себя, что надо бы зачистить контакты на зажиме. Подрезал изоляцию, оголил провода...


Немного помедлил.


В голове звучал голос Ирины: «Ты слабак, ты никогда не сможешь сделать это. И кому ты что докажешь? Вместо того чтобы решать свои проблемы, ты бежишь от них».


Потом зазвучал гулкий голос Леньки: «Да ладно тебе, Сань, пойдем лучше вечерком пивка попьем!»


Я усмехнулся — лучше амброзии и на твоей территории.


И резко прижал оголенные провода туда, где жалобно билось сердце...


* * *


Темнота не была абсолютной. В ней мелькали блики, слышались голоса, обрывки ощущений и чувств...


Я пытался зацепиться за что-то, удержать это, но цепляться было нечем и не за что...


Холодно...


Это было первое внятное впечатление, которое не исчезло, едва появившись, а пришло и осталось...


Твердо...


Второе впечатление...


Больно...


Третье...


Тысячи мелких точек боли...


Спустя вечность пришло слово — камень. Холодный, твердый и шероховатый...


Я попытался ощупать его, но слабость наполняла меня, словно какой-то сосуд... Тело... Я — тело, поэтому я чувствую — холод, боль, твердость...


Возникло и расплылось светлое пятно. Сквозь пелену пробился свет... боль... Глаза... Я — тело, у меня есть глаза, они болят, потому что я смотрю на свет... Что сделать, чтобы не было боли? Закрыть глаза... темно, боли нет... хорошо...


Прошла еще вечность, прежде чем я снова смог открыть глаза и повернуть голову.


— Хорошо, что ты выбрал электричество, а не бросился, скажем, под поезд. Мне бы совсем не хотелось портить такое красивое тело уродливыми швами, — голос... знакомый и незнакомый одновременно...


— В следующий раз я постараюсь, чтобы меня хорошенько размазало по асфальту... — почему мне хочется говорить ей такое? Ах да, это же она...


— Следующего раза не будет, — со смехом сказала она... ее голос разносился гулко, мой звучал глухо... — Уж я-то об этом позабочусь.


Я повернул голову к свету.


Я знал, что произошло, как я здесь