Папа, мама ну и я, вместе дружная семья
решать их проблемы!
Все замолчали. Наступила тишина. Я налил всем ещё по одной. Хлобыстнули по третьей, и мама выдала:
— Ну что милый?! Я накосячила, мне и исправлять. Давай... я мыться пошла, а ты проверь у него треритическую подготовку... И не смотри на меня так! Чего только для роднульки своей не сделаешь, — она ласково потрепала меня по щеке, — и ты хорош! Пустил всё на самотёк! Не проследил, не проверил... Теперь сиди и смотри телик, пока не позову!
— А, может, и мне пойти? Ну, там помочь... Что...
— Свечку подержать! — зыркнула на него супруга, — или «зарождение осени»... — и гордо отвернулась, — моли, что бы сын отработал тебе прощение...
Он сник. Мне пришлось налить ещё по одной. Мы вмазали, я пошёл мыться, а он смотреть телевизор.
Фаза — третья...
А что это вы там делаете?
Как только я притормозил на пороге родительской спальни, раздался голос:
— Ну что? Что стоять-то... заходи...
Сердце застучало молотом, и я, зажмурившись, шагнул в «новую жизнь»! От одного только этого голоса и последующего шага мой неопытный «боец оперился» — встав, оттянул резинку трусов так, что туда, пожалуй, мог и грузовик въехать...
Сделав пару шагов, остановился. Потом открыл глаза. Ма сидела около трельяжа на пуфике и расчёсывала свои прекрасные волосы. Не поворачиваясь, она спросила:
— Поможешь?
— ... — замычал я в ответ, так как горло перехватило, и я смог выдавить только это.
Она молча протянула расческу назад, и я, встав на колени, и приняв «чесалку», стал медленно оглаживать эту красоту. Только сейчас я обратил внимание на её одежду... На неё был длинный, но прозрачный пеньюар, как бы окутывающий дымкой тело. Под ним просматривалось белоснежное бельё. Маленькие трусики и мягкий бюстгальтер, покрывающий путаницей кружев груди. Поддерживая их на весу и выставляющего напоказ белоснежные мягкие полушария. Большие темные соски выдавались заметными бугорками в этом великолепии.
Я был, в каком-то странном ступоре от увиденного. Тонкого аромата, исходившего от её тела и волос... И этой нереально неземной красоты в полумраке спальни. Меня прямо физически тянуло прижаться к её спине и обнимать, лаская великолепнейшее тело.
— Обними меня... — «громом» ударило по ушам.
Не смея ослушаться и желая этого, прижался к её спине. Расческа с глухим стуком упала на пол, и... Я словно проснулся, ощутив жар прижатого тела. Мои руки обхватили его... А она, откинув голову, чуть вбок прошептала:
— В шейку... Поцелуй в шейку и за ушком!
— Да... — захрипел я, припадая жесткими губами к «лебединой» шейке покрывая её страстными поцелуями...
Она подняла руку и зарылась ею в мои волосы. Вторая, начала поглаживать ногу пытаясь забраться туда, где большой, твердый член уперся в спину.
— Ма я так счастлив... Я давно хо...
Она не дала мне закончить:
— Тсс... — произнесли медовые уста, — я знаю, я всегда знала... — и судорожно вздохнув, продолжила, — а теперь в губы...
Словно марионетка я наклонился вперед, а она повернула голову, и мы слились в поцелуе! Так, меня ещё никто целовал... Я словно растворился в нём. Мягко-твердый язычок проник в мой рот и пробежался по нёбу, а я «пил» этот знак страсти как алкоголик, дорвавшийся до бутылки! Мои руки скользнули по её грудям, и я почувствовал, как они напряглись и затвердели. Соски «жгли» ладони, прижатые к ним. Голова стала пустой, а сердце очень быстро выстукивало какой-то бешеный ритм...
С огромным сожалением я оторвался от этих губ, судорожно втягивая воздух.
— Дай мне встать, — еле слышно произнесла мама.
Но я не мог, не хотел разжимать объятия.
— Я никуда не денусь, милый! Отпусти меня... — засмеялась она.
И только услышав её гортанный переливающийся смех, я понял, что всё это правда. Я обнимаю. Целую её и она отвечает мне! С трудом разорвав мои объятия, резко встала и повернулась, полы пеньюара «разлетелись» в стороны, открывая стройные ножки и обнажив животик... К которому я прижался лицом, обхватив её за талию. В горле «застрял ком» и я чуть не плакал. Видимо, понимая моё состояние, взъерошила волосы на моей голове, а ноготки, скользнувшие по коже, отозвались дрожью во всём теле. Мой и без того напряженный член задрожал, мошонка дернулась, сократилась, и вскрикнув я кончил прямо в трусы.
Я поник, а она замерла. Потом схватила меня за волосы и приподняла лицо. Глядя, в мои виноватые глаза зашептала:
— Это ничего, так бывает, когда очень хочешь... Ты молодой и скоро восстановишься, а пока у нас есть время! Поласкаешь меня?!
Злость и панический страх за свою несостоятельность отступили и пропали.
— Да моя милая ма... Я сделаю для тебя всё!
И только сейчас я почувствовал волнующий меня запах. Это был аромат зрелой готовой на всё женщины. Она потянула меня вверх. Я встал, и наши губы опять встретились. Только сейчас я понял насколько она маленькая, моя мама... Мне пришлось наклониться, чтобы дотянуться до её губ. Мои руки судорожно тискали её груди, возможно, причиняя боль. Её же руки скользнув по спине, пробралась в мои трусы и одна гладила уже начавшийся подниматься фаллос, а вторая ягодицы, временами царапая ноготками.
— Давай разденемся и ляжем, — опять зашептала она.
Мы чуть отодвинулись друг от друга, и я стащил свои вымазанные спермой трусы, а она сбросила пеньюар.
— Остальное ты должен снять сам, — непринужденно объяснила она мне, увидев мой взгляд, — застежка лифчика впереди, — засмеялась она, предчувствуя мою попытку нащупать последнюю на спине.
Протянув руку, я нежно, чуть касаясь пальчиками, провел от шейки до темной ложбинки между грудей и, нащупав замочек — потянул. С легким шорохом лифчик распался на две половинки, и съёжившиеся чашечки ускользнули в стороны, а груди мягко качнулись освобождённые от «упряжи».
Я всегда удивлялся тому, как они, имея такой размер, не свисают вниз двумя расплывшимися батонами, а «нагло» выпирают вперёд, как указующие персты. Вот и сейчас это зрелище заворожило меня. И наглядевшись, я припал губами к этим очаровательным «плодам» земли русской! Мои губы нежно сжали твердый как камешек и огромный словно виноградина сосок, а язык стал теребить и ласкать его. Тело передо мной чуть развернулось, задрожав от ласки. Тихое:
— О-о-о... — вырвалось у неё.
Вторую грудь в данный момент ласкала рука, но мне не терпелось и её попробовать на вкус.
— Теперь вторую... — зашептала она, чуть поворачиваясь и выпячивая её.
Я с радостью переключился на ласки второй груди. Когда она застонала не в силах скрыть эмоции, я стал покрывать поцелуями живот, постепенно спускаясь ниже. Пришлось встать на колени, но ведь это и правильно?! Перед «божеством» так и делают?! Язык несколько задержался, исследуя и вылизывая впадинку пупка. Наигравшись, двинулся ниже.
Нет, не сказать, будто я не знал что там! Да и обнаженное тело в нашей семье не было под запретом... Но одно дело просто видеть, и совершенно другое ласкать, чувствуя, как каждая клеточка трепещет в неге, ожидая следующего прикосновения. Как в унисон бьются
Все замолчали. Наступила тишина. Я налил всем ещё по одной. Хлобыстнули по третьей, и мама выдала:
— Ну что милый?! Я накосячила, мне и исправлять. Давай... я мыться пошла, а ты проверь у него треритическую подготовку... И не смотри на меня так! Чего только для роднульки своей не сделаешь, — она ласково потрепала меня по щеке, — и ты хорош! Пустил всё на самотёк! Не проследил, не проверил... Теперь сиди и смотри телик, пока не позову!
— А, может, и мне пойти? Ну, там помочь... Что...
— Свечку подержать! — зыркнула на него супруга, — или «зарождение осени»... — и гордо отвернулась, — моли, что бы сын отработал тебе прощение...
Он сник. Мне пришлось налить ещё по одной. Мы вмазали, я пошёл мыться, а он смотреть телевизор.
Фаза — третья...
А что это вы там делаете?
Как только я притормозил на пороге родительской спальни, раздался голос:
— Ну что? Что стоять-то... заходи...
Сердце застучало молотом, и я, зажмурившись, шагнул в «новую жизнь»! От одного только этого голоса и последующего шага мой неопытный «боец оперился» — встав, оттянул резинку трусов так, что туда, пожалуй, мог и грузовик въехать...
Сделав пару шагов, остановился. Потом открыл глаза. Ма сидела около трельяжа на пуфике и расчёсывала свои прекрасные волосы. Не поворачиваясь, она спросила:
— Поможешь?
— ... — замычал я в ответ, так как горло перехватило, и я смог выдавить только это.
Она молча протянула расческу назад, и я, встав на колени, и приняв «чесалку», стал медленно оглаживать эту красоту. Только сейчас я обратил внимание на её одежду... На неё был длинный, но прозрачный пеньюар, как бы окутывающий дымкой тело. Под ним просматривалось белоснежное бельё. Маленькие трусики и мягкий бюстгальтер, покрывающий путаницей кружев груди. Поддерживая их на весу и выставляющего напоказ белоснежные мягкие полушария. Большие темные соски выдавались заметными бугорками в этом великолепии.
Я был, в каком-то странном ступоре от увиденного. Тонкого аромата, исходившего от её тела и волос... И этой нереально неземной красоты в полумраке спальни. Меня прямо физически тянуло прижаться к её спине и обнимать, лаская великолепнейшее тело.
— Обними меня... — «громом» ударило по ушам.
Не смея ослушаться и желая этого, прижался к её спине. Расческа с глухим стуком упала на пол, и... Я словно проснулся, ощутив жар прижатого тела. Мои руки обхватили его... А она, откинув голову, чуть вбок прошептала:
— В шейку... Поцелуй в шейку и за ушком!
— Да... — захрипел я, припадая жесткими губами к «лебединой» шейке покрывая её страстными поцелуями...
Она подняла руку и зарылась ею в мои волосы. Вторая, начала поглаживать ногу пытаясь забраться туда, где большой, твердый член уперся в спину.
— Ма я так счастлив... Я давно хо...
Она не дала мне закончить:
— Тсс... — произнесли медовые уста, — я знаю, я всегда знала... — и судорожно вздохнув, продолжила, — а теперь в губы...
Словно марионетка я наклонился вперед, а она повернула голову, и мы слились в поцелуе! Так, меня ещё никто целовал... Я словно растворился в нём. Мягко-твердый язычок проник в мой рот и пробежался по нёбу, а я «пил» этот знак страсти как алкоголик, дорвавшийся до бутылки! Мои руки скользнули по её грудям, и я почувствовал, как они напряглись и затвердели. Соски «жгли» ладони, прижатые к ним. Голова стала пустой, а сердце очень быстро выстукивало какой-то бешеный ритм...
С огромным сожалением я оторвался от этих губ, судорожно втягивая воздух.
— Дай мне встать, — еле слышно произнесла мама.
Но я не мог, не хотел разжимать объятия.
— Я никуда не денусь, милый! Отпусти меня... — засмеялась она.
И только услышав её гортанный переливающийся смех, я понял, что всё это правда. Я обнимаю. Целую её и она отвечает мне! С трудом разорвав мои объятия, резко встала и повернулась, полы пеньюара «разлетелись» в стороны, открывая стройные ножки и обнажив животик... К которому я прижался лицом, обхватив её за талию. В горле «застрял ком» и я чуть не плакал. Видимо, понимая моё состояние, взъерошила волосы на моей голове, а ноготки, скользнувшие по коже, отозвались дрожью во всём теле. Мой и без того напряженный член задрожал, мошонка дернулась, сократилась, и вскрикнув я кончил прямо в трусы.
Я поник, а она замерла. Потом схватила меня за волосы и приподняла лицо. Глядя, в мои виноватые глаза зашептала:
— Это ничего, так бывает, когда очень хочешь... Ты молодой и скоро восстановишься, а пока у нас есть время! Поласкаешь меня?!
Злость и панический страх за свою несостоятельность отступили и пропали.
— Да моя милая ма... Я сделаю для тебя всё!
И только сейчас я почувствовал волнующий меня запах. Это был аромат зрелой готовой на всё женщины. Она потянула меня вверх. Я встал, и наши губы опять встретились. Только сейчас я понял насколько она маленькая, моя мама... Мне пришлось наклониться, чтобы дотянуться до её губ. Мои руки судорожно тискали её груди, возможно, причиняя боль. Её же руки скользнув по спине, пробралась в мои трусы и одна гладила уже начавшийся подниматься фаллос, а вторая ягодицы, временами царапая ноготками.
— Давай разденемся и ляжем, — опять зашептала она.
Мы чуть отодвинулись друг от друга, и я стащил свои вымазанные спермой трусы, а она сбросила пеньюар.
— Остальное ты должен снять сам, — непринужденно объяснила она мне, увидев мой взгляд, — застежка лифчика впереди, — засмеялась она, предчувствуя мою попытку нащупать последнюю на спине.
Протянув руку, я нежно, чуть касаясь пальчиками, провел от шейки до темной ложбинки между грудей и, нащупав замочек — потянул. С легким шорохом лифчик распался на две половинки, и съёжившиеся чашечки ускользнули в стороны, а груди мягко качнулись освобождённые от «упряжи».
Я всегда удивлялся тому, как они, имея такой размер, не свисают вниз двумя расплывшимися батонами, а «нагло» выпирают вперёд, как указующие персты. Вот и сейчас это зрелище заворожило меня. И наглядевшись, я припал губами к этим очаровательным «плодам» земли русской! Мои губы нежно сжали твердый как камешек и огромный словно виноградина сосок, а язык стал теребить и ласкать его. Тело передо мной чуть развернулось, задрожав от ласки. Тихое:
— О-о-о... — вырвалось у неё.
Вторую грудь в данный момент ласкала рука, но мне не терпелось и её попробовать на вкус.
— Теперь вторую... — зашептала она, чуть поворачиваясь и выпячивая её.
Я с радостью переключился на ласки второй груди. Когда она застонала не в силах скрыть эмоции, я стал покрывать поцелуями живот, постепенно спускаясь ниже. Пришлось встать на колени, но ведь это и правильно?! Перед «божеством» так и делают?! Язык несколько задержался, исследуя и вылизывая впадинку пупка. Наигравшись, двинулся ниже.
Нет, не сказать, будто я не знал что там! Да и обнаженное тело в нашей семье не было под запретом... Но одно дело просто видеть, и совершенно другое ласкать, чувствуя, как каждая клеточка трепещет в неге, ожидая следующего прикосновения. Как в унисон бьются