Не плачь, Дурында
солнцезащитные очки оказались на голове. Чёрт, я же не хотела, чтобы он видел меня накрашенной. Не хотела? А может наоборот? Взгляд забегал с одной пуговицы Лёшкиной рубашки на другую. Не тут-то было, пальцы Борового клещами вцепились в мой подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза. Какое у него странное выражение лица, не могу понять, ему нравится или нет... Наверное нет... Почему ничего не говорит, долго смотрит и молчит? Плавлюсь под серыми лучами его взгляда, плавлюсь, замерзаю, умираю, воскрешаюсь и всё это одновременно. Интересно о чём Лёшка думает? Если бы можно хоть на секундочку заглянуть в его голову. Узнать, что он чувствует и думает. Разворачивается, уходит, всё так же, ни слова не сказав. А я ещё долго стою со слезами на глазах, и горящей от его прикосновений кожей. Меленькая говоришь?! Глупенькая?! Не буду больше дурындой. НЕ ХОЧУ!!
Решимость стать другой, хотя бы только и в его глазах, горела во мне практически до самого вечера. Потом я опять струсила и вместо мини-юбки надела джинсы. Хотя конечно, вид в джинсах и на высоких каблуках, тоже кардинально отличается от обычного, когда на мне одеты штаны и кроссовки. Ну же! Давай, не дрейфь «дурында»! Не снимай, оставь красный топик и накрась ярко губы!
Танька — подружка с которой мы собрались на дискотеку, завистливо присвистнула.
— Ого, ты какая. Просто отпад, все парни твои будут!
Мне не нужны все. Мне нужен только Лёшка. Но я для него «маленькая и глупенькая».
Впервые, наверное, наше появление, не осталось незамеченным. Девчонки зашушукались и посмотрели по-особому, возможно признав во мне соперницу, за внимание противоположного пола... Ну надо же! Кто бы мог подумать, что на меня обратит внимание Данила Сиденко. Взрослый, наглый и красивый парень с соседней улицы. Кажется, он на год или даже два старше брата. Подошёл к нам с Танькой, улыбаясь во все тридцать два зуба. Подружка от восторга, дышать перестала. Сиденко потянул меня за руку сказав: «Пошли танцевать, красавица». И я пошла, почему нет? Потом мы с Танькой сидели с ним в баре, болтая о том о сём, попивая сок, обильно сдобренный водкой. Я старалась вести себя, как взрослая, уверенная в себе девушка, старалась шутить и быть остроумной. Кажется, удалось. Во всяком случае, Сиденко не отходил от меня ни на шаг, смотря, более чем заинтересовано. Во мне же, всё больше и больше досады. Ну почему Борового как назло нет? Как хочется показать ему, что «дурында» уже взрослая и на неё обращают внимание парни, которые даже его старше. Я конечно пошла танцевать с Данилой ещё раз, конечно позволила ему прижимать меня довольно близко к себе, конечно обвила его шею руками, когда увидела, что в зал, наконец-то, входит Лёшка, с висящей на его правой руке красавицей Людочкой. И я, безусловно, улыбнулась Даниле ласково, в ответ на его довольно пошлый комплемент. Боровой нас увидел. Взгляд Лёшки прожёг всё у меня внутри калёным железом. А от его застывшей на губах усмешки — «ну-ну, детка, надев мамино платье ты не стала взрослой», захотелось выть.
Данила, видя мою благосклонность, быстро пошёл в атаку, рука с талии переместилась на мою попку. Отвратительно! Хочется ударить этого нахала. Но я делаю совершенно противоположные вещи, приподнимаю подбородок, выпячивая губы, словно приглашая себя поцеловать. «Дурында» выросла, «дурында» теперь взрослая, «дурында» может целоваться с кем захочет!... Отвратительно, мерзко, скользко, влажно! Однако, я позволяю Сиденко мусолить мои губы. Лёшка смотрит! Отчётливо ощущаю это, словно у меня и на затылке есть глаза. Наконец-то закончился медленный танец, наконец-то закончился противный слюнявый поцелуй! Дальше танцую сама, став специально так, чтобы Боровому были хорошо видны все мои телодвижения. Хочется быть сейчас разбитной, сексуальной и даже распутной! Стать, Людочкой, ведь когда она выходит на танцпол, практически все мужские взгляды обращены на неё. Конечно, она столько лет занималась брейк-дансом, а не русскими народными танцами как я. Все, да не все! Данила сейчас смотрит только на меня, Лёшка тоже. Смотрите, смотрите, я ещё и не так могу. Сексуально извиваюсь, приседаю, потом выпрямляюсь, вскидывая вверх руки и снова медленно опускаюсь. Верчу бедрами быстрее и быстрее, точно я жительница Бразилии или Аргентины какой-нибудь. У нас невольно получилась своеобразная дуэль с Людочкой, кто кого перетанцует. Для неё, это ещё одна возможность показать себя и наказать выскочку, попытавшуюся оспорить её статус богини танцпола захудалого поселка. Для меня — всё намного серьёзней. Ведь я сейчас сбрасываю «лягушачью шкурку», избавляясь от своих комплексов и страхов, становлюсь взрослой. Мальчишки засвистели, желая нас спровоцировать на ещё большую откровенность в танце. Боровой хмуро смотрит, смотрит не на Люду, на МЕНЯ. На губах больше нет усмешки. Но и понять расшифровать выражение его лица невозможно. Танец закончился, даже аплодисменты раздались.
Сиденко тянет меня за руку. Его глаза масляные, в нем чувствуется какое-то нетерпение, мандраж. Хочется выдернуть свою руку из его влажных пальцев. Хочется оглянуться посмотреть на Борового, сказать ему одними глазами: «Лёш, не позволяй мне делать глупости». Нет, покорно иду с Данилой. Выходим из здания дискотеки, он оттесняет меня чуть в сторону, прислоняет к стене наваливаясь сверху, целует. Отвратительно мерзко, скользко, влажно! По всей коже побежали склизкие пауки и тараканы. Зачем я здесь с этим незнакомым парнем, который слюнявит мои губы и лапает попу? Упираюсь руками в его плечи пытаюсь оттолкнуть.
— Данила, подожди, не надо!
— Детка, ты такая офигенная, у меня на тебя стоит весь вечер. Чего я тебя раньше не видел?
Видел конечно, просто не обращал своего гадкого внимания. Такие вот комплементы вызывают во мне желание кричать «Фи» и вовсю отплевываться. Снова пытаюсь освободиться от неприятных объятий, не тут-то было, Сиденко держит крепко. Попалась, «дурында», маленькая глупенькая «дурында», возомнившая себя взрослой.
— Марин, поехали домой!
За спиной Данилы стоял Боровой.
Лёшечка, Лёшенька, Лёшка. Пришёл за мной, не бросил! Возликовала. Но явное презрение читающиеся на его лице, вмиг погасило радость и подняло во мне бурю негодования.
— Лёш, там Людочка скучает, а меня Данила проводит.
И снова специально подставила Сиденко свои губы. Что я творю, идиотка!!
— Марин, — сколько в этом обращении металла.
Сиденко оторвался от мусоленья моих губ.
— Ты чего Боровой, глухой что-ли? Девушка ясно сказала о своих желаниях. Иди отдыхай.
Лёшка совершенно проигнорировал выпад противника, а лишь тихонечко, но, с прежним металлом в голосе, позвал:
— Марина, поехали.
Я уж было шагнула к нему, но Сиденко крепко держит.
— Ты ей что, папа? Или сам её хочешь трахнуть?
— Она сестра, Андрея Сысоева.
Данила рассмеялся.
— Кто бы мог подумать, что у очкарика вырастет такая симпатичная сестрёнка.
Мой брат, тоже красивый, хочется кричать мне. У Лёшки же заходили желваки на щеках.
Решимость стать другой, хотя бы только и в его глазах, горела во мне практически до самого вечера. Потом я опять струсила и вместо мини-юбки надела джинсы. Хотя конечно, вид в джинсах и на высоких каблуках, тоже кардинально отличается от обычного, когда на мне одеты штаны и кроссовки. Ну же! Давай, не дрейфь «дурында»! Не снимай, оставь красный топик и накрась ярко губы!
Танька — подружка с которой мы собрались на дискотеку, завистливо присвистнула.
— Ого, ты какая. Просто отпад, все парни твои будут!
Мне не нужны все. Мне нужен только Лёшка. Но я для него «маленькая и глупенькая».
Впервые, наверное, наше появление, не осталось незамеченным. Девчонки зашушукались и посмотрели по-особому, возможно признав во мне соперницу, за внимание противоположного пола... Ну надо же! Кто бы мог подумать, что на меня обратит внимание Данила Сиденко. Взрослый, наглый и красивый парень с соседней улицы. Кажется, он на год или даже два старше брата. Подошёл к нам с Танькой, улыбаясь во все тридцать два зуба. Подружка от восторга, дышать перестала. Сиденко потянул меня за руку сказав: «Пошли танцевать, красавица». И я пошла, почему нет? Потом мы с Танькой сидели с ним в баре, болтая о том о сём, попивая сок, обильно сдобренный водкой. Я старалась вести себя, как взрослая, уверенная в себе девушка, старалась шутить и быть остроумной. Кажется, удалось. Во всяком случае, Сиденко не отходил от меня ни на шаг, смотря, более чем заинтересовано. Во мне же, всё больше и больше досады. Ну почему Борового как назло нет? Как хочется показать ему, что «дурында» уже взрослая и на неё обращают внимание парни, которые даже его старше. Я конечно пошла танцевать с Данилой ещё раз, конечно позволила ему прижимать меня довольно близко к себе, конечно обвила его шею руками, когда увидела, что в зал, наконец-то, входит Лёшка, с висящей на его правой руке красавицей Людочкой. И я, безусловно, улыбнулась Даниле ласково, в ответ на его довольно пошлый комплемент. Боровой нас увидел. Взгляд Лёшки прожёг всё у меня внутри калёным железом. А от его застывшей на губах усмешки — «ну-ну, детка, надев мамино платье ты не стала взрослой», захотелось выть.
Данила, видя мою благосклонность, быстро пошёл в атаку, рука с талии переместилась на мою попку. Отвратительно! Хочется ударить этого нахала. Но я делаю совершенно противоположные вещи, приподнимаю подбородок, выпячивая губы, словно приглашая себя поцеловать. «Дурында» выросла, «дурында» теперь взрослая, «дурында» может целоваться с кем захочет!... Отвратительно, мерзко, скользко, влажно! Однако, я позволяю Сиденко мусолить мои губы. Лёшка смотрит! Отчётливо ощущаю это, словно у меня и на затылке есть глаза. Наконец-то закончился медленный танец, наконец-то закончился противный слюнявый поцелуй! Дальше танцую сама, став специально так, чтобы Боровому были хорошо видны все мои телодвижения. Хочется быть сейчас разбитной, сексуальной и даже распутной! Стать, Людочкой, ведь когда она выходит на танцпол, практически все мужские взгляды обращены на неё. Конечно, она столько лет занималась брейк-дансом, а не русскими народными танцами как я. Все, да не все! Данила сейчас смотрит только на меня, Лёшка тоже. Смотрите, смотрите, я ещё и не так могу. Сексуально извиваюсь, приседаю, потом выпрямляюсь, вскидывая вверх руки и снова медленно опускаюсь. Верчу бедрами быстрее и быстрее, точно я жительница Бразилии или Аргентины какой-нибудь. У нас невольно получилась своеобразная дуэль с Людочкой, кто кого перетанцует. Для неё, это ещё одна возможность показать себя и наказать выскочку, попытавшуюся оспорить её статус богини танцпола захудалого поселка. Для меня — всё намного серьёзней. Ведь я сейчас сбрасываю «лягушачью шкурку», избавляясь от своих комплексов и страхов, становлюсь взрослой. Мальчишки засвистели, желая нас спровоцировать на ещё большую откровенность в танце. Боровой хмуро смотрит, смотрит не на Люду, на МЕНЯ. На губах больше нет усмешки. Но и понять расшифровать выражение его лица невозможно. Танец закончился, даже аплодисменты раздались.
Сиденко тянет меня за руку. Его глаза масляные, в нем чувствуется какое-то нетерпение, мандраж. Хочется выдернуть свою руку из его влажных пальцев. Хочется оглянуться посмотреть на Борового, сказать ему одними глазами: «Лёш, не позволяй мне делать глупости». Нет, покорно иду с Данилой. Выходим из здания дискотеки, он оттесняет меня чуть в сторону, прислоняет к стене наваливаясь сверху, целует. Отвратительно мерзко, скользко, влажно! По всей коже побежали склизкие пауки и тараканы. Зачем я здесь с этим незнакомым парнем, который слюнявит мои губы и лапает попу? Упираюсь руками в его плечи пытаюсь оттолкнуть.
— Данила, подожди, не надо!
— Детка, ты такая офигенная, у меня на тебя стоит весь вечер. Чего я тебя раньше не видел?
Видел конечно, просто не обращал своего гадкого внимания. Такие вот комплементы вызывают во мне желание кричать «Фи» и вовсю отплевываться. Снова пытаюсь освободиться от неприятных объятий, не тут-то было, Сиденко держит крепко. Попалась, «дурында», маленькая глупенькая «дурында», возомнившая себя взрослой.
— Марин, поехали домой!
За спиной Данилы стоял Боровой.
Лёшечка, Лёшенька, Лёшка. Пришёл за мной, не бросил! Возликовала. Но явное презрение читающиеся на его лице, вмиг погасило радость и подняло во мне бурю негодования.
— Лёш, там Людочка скучает, а меня Данила проводит.
И снова специально подставила Сиденко свои губы. Что я творю, идиотка!!
— Марин, — сколько в этом обращении металла.
Сиденко оторвался от мусоленья моих губ.
— Ты чего Боровой, глухой что-ли? Девушка ясно сказала о своих желаниях. Иди отдыхай.
Лёшка совершенно проигнорировал выпад противника, а лишь тихонечко, но, с прежним металлом в голосе, позвал:
— Марина, поехали.
Я уж было шагнула к нему, но Сиденко крепко держит.
— Ты ей что, папа? Или сам её хочешь трахнуть?
— Она сестра, Андрея Сысоева.
Данила рассмеялся.
— Кто бы мог подумать, что у очкарика вырастет такая симпатичная сестрёнка.
Мой брат, тоже красивый, хочется кричать мне. У Лёшки же заходили желваки на щеках.