Тьма древнего Миноса. Часть 2
Тьма древнего Миноса. Часть 2
Дисклеймер: Все изложенные события вряд ли имели место быть. Рассказ по возможности приближен к данным о Минойской цивилизации, но кое-где допущены огрехи. Часть из них — намеренные.
Минос. Отец всех минойцев. Сын богов, олицетворяющий собой всю мощь Минойцев. Измена Миносу — не просто измена своей стране, это ещё и измена своим богам. Когда я учился у кидонов, я слышал, что измены Миносу всегда были в самые темные времена. Но сейчас — золотой век Крита. Откуда же появились изменщики? Или...
— Нет, вы не ослышались — продолжила Акалла, Высшая Жрица-Дочь Кносского дворца, перекрывая возбуждённый гомон. — Это именно измена Миносу и не меньше.
— Они поклонялись варварским богам? — спросил Тарто, начальник храмовой охраны
— Или египетским? — предположила одна из жриц: её грудь ещё покрывала блестящая плёнка чьего-то семени.
— Нет. Всё гораздо хуже. Из тьмы веков они пытаются призвать Морского бога.
Жрица сказала это очень тихо, но собравшиеся услышали её. И ахнули. И было с чего. Когда Разайа и его жена Амейа в первый раз пытались сотворить сына, было затмение. Из-за этого и сын вышел чёрный душой и с искривлённым, восьминогим телом. Родители, ужаснувшись, выкинули его в море. От него пошли осьминоги, гады океана. От следующего сына богов, Миноса, пошли минойцы.
Нет, осьминогов на Крите уважали. Но не более. Акалла бросила на столик ритуальную чашу и большинство присутствующих содрогнулись. На дне чаши была изображена обычная минойская оргия, но качество рисунка поражало. Кудрявые минойки с открытыми платьями, стройные кигласки и прямоволосые кидонки. Их сношали во всех возможных позах.
Но в центре разврата был осьминог. Тёмно-серый, контрастировавший с голубым фоном и рыжими телами. И его щупальца, расходящиеся ко всем девушкам, заканчивались их партнёрами. Снаружи — простой морской узор, чужой глаз не отличит от обычной чаши. Кубок для причащения?
— Откуда эта чаша? — спросил Костис, вместо своей глупой робы накинувший плащ с капюшоном.
— Сегодня доставили из таможни — ответил незнакомый молодой чиновник в повязке царских цветов.
— Знакомьтесь, Акаро, внутреннее око таможни. — Ого. Молодо око, да остро.
— Караван шёл из Фаистоса, но такого клейма — он указал на основание чаши — там не значилось. Торговец был пеласгом и на вопрос о происхождении чаш внятно ответить не смог.
— Был?
— Он принял яд в камере. Мы даже не успели начать допрос.
В зале воцарилось молчание. Снаружи ещё шли молитвы и пир. Голоса не особо затихли — прихожане ждали Ночного Слова жрицы. Судя по отдельным стонам из купален, некоторым обряда Обновления не хватило. Меня же медленно пробрало. «... на вопрос о происхождении чаш».
— Сколько их было? — спросил я.
— Кого? — задал кто-то сбоку. Акаро оказался сообразительнее.
— Около десятка чаш. Никаких печатей, обозначавших исходного торговца.
— То есть это не инакомыслящий, а целый культ...
— А может, просто извращенец? — неловко спросила Акареу.
— Милочка — покачала головой Нодаро — смотри. — Она взяла чашу и указала на геометрический орнамент и я понял. — Это — ассирийская клинопись, но язык — наш. «заклинаю преданным сыном, пусть сила богов через него войдет в меня».
И откуда эта сучка знает клинопись?
— В Кноссе есть их гнездо. — утвердительно сказала жрица, судя по цветам юбки — из восточного крыла.
— Да. И я хочу, чтобы вы... — начала жрица, но я позволил себе перебить.
— О, Жрица!
— Да, Танато, говори.
— Торговец необязательно вёз чаши гнезду. Заказчиком мог быть тот, кто пытается организовать гнездо тут. — О идиотах — таможенниках, схвативших пеласга вместо того, чтобы проследить за ним, я промолчал.
— Ты прав. Мы с тобой об этом поговорим позднее. — Ни намёка на флирт во фразе. — Я хочу, чтобы все присутствующие тут начали искать последователей Осьминога. Среди соседей. Паствы. Работников. Но тихо. — она начала обводить взглядом собравшихся. — Никто, кроме нас не должен об этом знать. Даже ваши доверенные лица.
Некоторое время люди сидели в полутьме. Где-то внизу ещё шло праздненство. Завтра — чистый день, никому из них не нужно заниматься физическим трудом. Впрочем, собравшиеся в этот вечер физическим трудом в подавляющем большинстве и не занимались, а вот духовным — вполне...
Теперь я иначе посмотрел на закрытость сегодняшней оргии. Знамения, может, и сыграли важную роль. Но желание скрыть кое-что от лишних глаз намного важнее. Глаза не слипались только благодаря травяному настою. Сейчас шёл уже третий час после полуночи. Тяжёлый третий час...
Признаться, я всё-таки уснул под ровный шёпот вокруг и собственные мысли. Разбудила меня неожиданная тишина. Я подскочил и понял, что Акалла спустилась вниз и начинает слово. Если не заканчивает. Впрочем, мне повезло — она ещё только подходила к статуе Богини — Змеи.
— Встаньте, дети Миноса! — Её голос звучал особенно звонко, а глаза зло блестели. — Это Ночное Слово. Да будет вам известно, что ночь и тьма были началом и будут концом сущего, но не стоит и ютить в своих сердцах! Обновление предвещало множество знаков и это важный знак! — Она подняла руку вверх, её соски заметно обострились с момента разговора. — Это знак испытаний крепости веры! Будьте верны Богине и помните, что её Длань карает за запреты! Да будет Ночь.
— Да будет Ночь! — рявкнул зал в ответ.
Врата отворились и гости начали расходиться. Сквозь световое окно в потолке ночное светило уже не было видно. Храмовые рабы — в большинстве своём не принимавшие в Очищении участия мужчины — принялись делать уборку — чистили полы от засохшей плёнки всего пролившегося, чистили купальни.
Я стоял у небольшой ниши, освещённой лампадкой. С фрески неодобрительно смотрел Минос. На храм, полный прославляющих Его Мать. На культ в Кносском дворце, в самом сердце Крита. И в самом сердце Культа Богини — Матери. Интересно, что думает об этом царь? И знает ли вообще?..
— Он всё знает. — сказал подошедший сзади Костис. Я едва не подпрыгнул от неожиданности. — Как и наш царь.
— Думаете? — вежливо осведомился я.
— Таможня подчиняется в первую очередь царю, а не культам, какие бы могущественные они не были. — уверенно ответил палач. Я отмолчался. — Поэтому надо рыть носом землю, докопаться до костей дворца, но найти культистов раньше царя. — Я повернулся и поднял одну бровь — мой любимый трюк. — Видите ли, молодой царь сможет вскрыть всю сеть и даже заставить Младших царей/Несмотря на то, что каждый минойский дворец имел царя и/или царицу, Кносский царь, вероятно, имел негласное первенство над остальными/ также искать культ, но они лишь вынудят его нырнуть в воду. Или переплыть на острова.
Жрица боится утечки информации? Вполне согласуется с чересчур коротким разговором в певческих покоях. Впрочем, тут могут быть замешаны и храмовые интриги. Я почесал подбородок. Надо будет навестить Карфаро. Старый дьявол в своё время не принял меня из храмовой школы (о чём уже не раз жалел), но я всё-таки верую больше в Бога, чем в Богиню и до сих пор принадлежу его пастве, несмотря на служение Акалле.
— Костис, Танато.
Дисклеймер: Все изложенные события вряд ли имели место быть. Рассказ по возможности приближен к данным о Минойской цивилизации, но кое-где допущены огрехи. Часть из них — намеренные.
Минос. Отец всех минойцев. Сын богов, олицетворяющий собой всю мощь Минойцев. Измена Миносу — не просто измена своей стране, это ещё и измена своим богам. Когда я учился у кидонов, я слышал, что измены Миносу всегда были в самые темные времена. Но сейчас — золотой век Крита. Откуда же появились изменщики? Или...
— Нет, вы не ослышались — продолжила Акалла, Высшая Жрица-Дочь Кносского дворца, перекрывая возбуждённый гомон. — Это именно измена Миносу и не меньше.
— Они поклонялись варварским богам? — спросил Тарто, начальник храмовой охраны
— Или египетским? — предположила одна из жриц: её грудь ещё покрывала блестящая плёнка чьего-то семени.
— Нет. Всё гораздо хуже. Из тьмы веков они пытаются призвать Морского бога.
Жрица сказала это очень тихо, но собравшиеся услышали её. И ахнули. И было с чего. Когда Разайа и его жена Амейа в первый раз пытались сотворить сына, было затмение. Из-за этого и сын вышел чёрный душой и с искривлённым, восьминогим телом. Родители, ужаснувшись, выкинули его в море. От него пошли осьминоги, гады океана. От следующего сына богов, Миноса, пошли минойцы.
Нет, осьминогов на Крите уважали. Но не более. Акалла бросила на столик ритуальную чашу и большинство присутствующих содрогнулись. На дне чаши была изображена обычная минойская оргия, но качество рисунка поражало. Кудрявые минойки с открытыми платьями, стройные кигласки и прямоволосые кидонки. Их сношали во всех возможных позах.
Но в центре разврата был осьминог. Тёмно-серый, контрастировавший с голубым фоном и рыжими телами. И его щупальца, расходящиеся ко всем девушкам, заканчивались их партнёрами. Снаружи — простой морской узор, чужой глаз не отличит от обычной чаши. Кубок для причащения?
— Откуда эта чаша? — спросил Костис, вместо своей глупой робы накинувший плащ с капюшоном.
— Сегодня доставили из таможни — ответил незнакомый молодой чиновник в повязке царских цветов.
— Знакомьтесь, Акаро, внутреннее око таможни. — Ого. Молодо око, да остро.
— Караван шёл из Фаистоса, но такого клейма — он указал на основание чаши — там не значилось. Торговец был пеласгом и на вопрос о происхождении чаш внятно ответить не смог.
— Был?
— Он принял яд в камере. Мы даже не успели начать допрос.
В зале воцарилось молчание. Снаружи ещё шли молитвы и пир. Голоса не особо затихли — прихожане ждали Ночного Слова жрицы. Судя по отдельным стонам из купален, некоторым обряда Обновления не хватило. Меня же медленно пробрало. «... на вопрос о происхождении чаш».
— Сколько их было? — спросил я.
— Кого? — задал кто-то сбоку. Акаро оказался сообразительнее.
— Около десятка чаш. Никаких печатей, обозначавших исходного торговца.
— То есть это не инакомыслящий, а целый культ...
— А может, просто извращенец? — неловко спросила Акареу.
— Милочка — покачала головой Нодаро — смотри. — Она взяла чашу и указала на геометрический орнамент и я понял. — Это — ассирийская клинопись, но язык — наш. «заклинаю преданным сыном, пусть сила богов через него войдет в меня».
И откуда эта сучка знает клинопись?
— В Кноссе есть их гнездо. — утвердительно сказала жрица, судя по цветам юбки — из восточного крыла.
— Да. И я хочу, чтобы вы... — начала жрица, но я позволил себе перебить.
— О, Жрица!
— Да, Танато, говори.
— Торговец необязательно вёз чаши гнезду. Заказчиком мог быть тот, кто пытается организовать гнездо тут. — О идиотах — таможенниках, схвативших пеласга вместо того, чтобы проследить за ним, я промолчал.
— Ты прав. Мы с тобой об этом поговорим позднее. — Ни намёка на флирт во фразе. — Я хочу, чтобы все присутствующие тут начали искать последователей Осьминога. Среди соседей. Паствы. Работников. Но тихо. — она начала обводить взглядом собравшихся. — Никто, кроме нас не должен об этом знать. Даже ваши доверенные лица.
Некоторое время люди сидели в полутьме. Где-то внизу ещё шло праздненство. Завтра — чистый день, никому из них не нужно заниматься физическим трудом. Впрочем, собравшиеся в этот вечер физическим трудом в подавляющем большинстве и не занимались, а вот духовным — вполне...
Теперь я иначе посмотрел на закрытость сегодняшней оргии. Знамения, может, и сыграли важную роль. Но желание скрыть кое-что от лишних глаз намного важнее. Глаза не слипались только благодаря травяному настою. Сейчас шёл уже третий час после полуночи. Тяжёлый третий час...
Признаться, я всё-таки уснул под ровный шёпот вокруг и собственные мысли. Разбудила меня неожиданная тишина. Я подскочил и понял, что Акалла спустилась вниз и начинает слово. Если не заканчивает. Впрочем, мне повезло — она ещё только подходила к статуе Богини — Змеи.
— Встаньте, дети Миноса! — Её голос звучал особенно звонко, а глаза зло блестели. — Это Ночное Слово. Да будет вам известно, что ночь и тьма были началом и будут концом сущего, но не стоит и ютить в своих сердцах! Обновление предвещало множество знаков и это важный знак! — Она подняла руку вверх, её соски заметно обострились с момента разговора. — Это знак испытаний крепости веры! Будьте верны Богине и помните, что её Длань карает за запреты! Да будет Ночь.
— Да будет Ночь! — рявкнул зал в ответ.
Врата отворились и гости начали расходиться. Сквозь световое окно в потолке ночное светило уже не было видно. Храмовые рабы — в большинстве своём не принимавшие в Очищении участия мужчины — принялись делать уборку — чистили полы от засохшей плёнки всего пролившегося, чистили купальни.
Я стоял у небольшой ниши, освещённой лампадкой. С фрески неодобрительно смотрел Минос. На храм, полный прославляющих Его Мать. На культ в Кносском дворце, в самом сердце Крита. И в самом сердце Культа Богини — Матери. Интересно, что думает об этом царь? И знает ли вообще?..
— Он всё знает. — сказал подошедший сзади Костис. Я едва не подпрыгнул от неожиданности. — Как и наш царь.
— Думаете? — вежливо осведомился я.
— Таможня подчиняется в первую очередь царю, а не культам, какие бы могущественные они не были. — уверенно ответил палач. Я отмолчался. — Поэтому надо рыть носом землю, докопаться до костей дворца, но найти культистов раньше царя. — Я повернулся и поднял одну бровь — мой любимый трюк. — Видите ли, молодой царь сможет вскрыть всю сеть и даже заставить Младших царей/Несмотря на то, что каждый минойский дворец имел царя и/или царицу, Кносский царь, вероятно, имел негласное первенство над остальными/ также искать культ, но они лишь вынудят его нырнуть в воду. Или переплыть на острова.
Жрица боится утечки информации? Вполне согласуется с чересчур коротким разговором в певческих покоях. Впрочем, тут могут быть замешаны и храмовые интриги. Я почесал подбородок. Надо будет навестить Карфаро. Старый дьявол в своё время не принял меня из храмовой школы (о чём уже не раз жалел), но я всё-таки верую больше в Бога, чем в Богиню и до сих пор принадлежу его пастве, несмотря на служение Акалле.
— Костис, Танато.