всеобщую безопасность! Решительно разоблачайте империалистических поджигателей войны! Требуйте от правительств США и Англии немедленного всеобщего прекращения испытаний и щапрещения атомного оружия на вечные времена! Добивайтесь прекращения холодной войны и смягчения международной напряжённости!" И ещё чего-то говорили про мирный договор с Германией и какой-то режим в Западном Берлине. Ну и конечно передавали "горячий привет японскому народу, борющемуся за ликвидацию иностранных военных баз". Потом этого итальяшку взяли за руку, подвели к своему столу и, сказав: "Вы же тоже против Гитлера малость воевали!" - заставили выпить за победу большой бокал пива, влив туда для пущей крепости водки. Потом между ними что-то произошло, они повздорили, и обиженный итальянец вернулся к своему столу.
- Это был не итальянец, это был я, - уточняет Женя.
- Вскоре и я об этом узнала. Но вернёмся к маминому рассказу. На спор одна из её подруг сказала, что сейчас подцепит итальяшку, подошла к нему, о чём-то пошепталась и пошла вниз. Некоторое время погодя следом за ней по лестнице спустился и итальянец. Вот почти дословный пересказ, того, что говорила мама:
«Я не поленилась встать и проследить за ним. И что же увидела? Как он скрывается в женском туалете! Я поначалу думала, что он ошибся. Был он там долго. У меня даже возникло, было, желание сходить посмотреть, что он там делает. Но вот дверь открывается, и оттуда выходит эта стерва – Елизарова. Я продолжаю оставаться на верху лестницы и, когда она поднимается ко мне, спрашиваю, по наивности, конечно: Что ты там делала с ним? Она же так нагло отвечает: Клеила чувака на ночь .»
- И откуда слова такие знает? – удивляется Женя, почему-то считавший, что этот термин является частью языка общения только таких людей, как он.
- Мамуля моя тоже удивилась, сопроводив только свою реплику ругательством. А потом продолжила свой рассказ:
« И как, получилось? – спрашиваю. Опоздала ...малость, - отвечает эта сучка. - Он договорился уже с кем-то и занят… Но всё-таки кое-что и мне перепало… Садимся на свои места. Возвращается на своё и итальянец. И тут же к нему подбегает официантка, жаркое несёт. О чём-то заговорщически говорят. А наши мужики разгорланились так, что ничего не слышно… Начинаем собираться домой. Елизарова мне и говорит: Видела? Вот кем он уже занят… И уже на улице вдруг говорит: А что, мужики, вы и вправду считаете этого итальяшку шпионом? "А кто же он?" – спрашивают. Так давайте посмотрим, куда он пойдёт в такую ночь? Согласившись, отошли в сторонку и стали ждать. Мужики закурили. Через полчаса итальянец и официантка выходят. Мы, немного подождав, двинулись за ними. По дороге Елизариха мне и рассказывает, что сама пригласила его спуститься в женский туалет: ведь в ресторане уже никого из публики не было, и казалось, что никто не помешает ей совершить задуманное. Разогреть-то я его разогрела, да вот не вышло целиком по-моему… А на мой вопрос, как же она это делала, отвечает: Расстегнула ширинку, вынула елдак, стала на колени, в рот взяла, он вздулся тут же. Я уж думала, где мне с ним пристроиться, когда штаны стаскивать с меня станет, даже раком согласилась бы, а он, поганец, раз – два и всё спустил… Глотку всю залил молофьёй… Меня чуть не стошнило… А она продолжает: А вот ссаке моей ничего не досталось… Жаль, конечно, вся мокрая и сейчас… Иду и думаю, кому бы подставить её .»
- Наверно, странно тебе было всё это слушать?- прерывает Женя. …
- Ну! Не привыкла я к такой речи… Но то же самое сказала соседке и мама.
- И о чём же она говорила дальше?
- О том, что в конце концов, не вытерпев, выложила ей: Мне бы твои заботы. Иди домой быстрей и с мужиком своим в постель, а не терпится – сейчас оттащи его в сторону… По-собачьи, я вижу, тебе не в первой… И знаете, что она услышала? Да это разве мужик?.. Алкаш несчастный… В кои-то веки придёт к нему охота, и то без помощи моей обойтись не сможет… Лижешь, лижешь его, бывало, а часто без толку… А так, бывает, хочется!… И месячных давно уже не знаю, так что беременности бояться не надо… Да вот поди ж ты…
- Действительно, вот незадача!
- Бедная мамочка! Но ещё более поразили меня её слова, сказанные соседке, когда она вдруг стала сетовать на то, что её муж на войне сгинул, что дочь на шее и что она забыла уже, что это такое, а на вопрос, что, не снится даже? ответила: «Случается, но редко… Не до того… Устаёшь так, что едва до кровати доберёшься, засыпаешь как мёртвая». Соседка интересуется: «Так ни с кем ни разу не попробовала?» И что же я слышу? «Попробовала пару раз. Да тут же влипала, а аборт запрещён был тогда. Пришлось идти выскребаться чёрти знает куда. Не дай бог кому вытерпеть такое… Так что при одной только мысли, что через муки эти снова придётся пройти, у меня всё внутри высыхает и захлопывается». После некоторого молчания соседка просит продолжить рассказ о том, что же было дальше по дороге из ресторана, и мама говорит: «Впереди идут мужики, сзади мы с Елизарихой… Останавливаемся. Парочка стоит в глубине японского дворика. Темно. Но всё же видно, как она отпирает дверь, обнимает и целует его. Он делает то же самое. О чём говорят, не слышно. Но вот она скрывается в дверном проёме, а он закуривает, поворачивается и идёт назад. Мы едва успеваем сойти с дороги, чтобы дать ему пройти и остаться самим незамеченными. Ну, что? – говорит кто-то из нас. - Бортанула она его… Спать пошёл на корабль… Давайте и мы расходиться по домам . Ему возражают: Как бы не так! Смотрите, он идёт не к порту, а к вокзалу! Что ему там надо? Может потому и не стал заходить к официантке, что его ждут в это время в другом месте? Все соглашаются и решают идти за ним, чтобы увидеть, что и как. Прошли вокзал. Затем двинулись вдоль путей. Видим, подходит к дому, тоже японскому. В окне свет. Постоял он перед ним, постоял, стал стучаться. Дверь открылась, в освещённом проёме появились две бабы, перебросились с ним несколькими словами и впустили его. А мы остались гадать и спорить, надолго ли он туда зашёл. Мне всё это надоело, спать хотелось давно, и я пошла к себе. И уже подходила к дому, как начался дождь, и чем дальше, тем сильнее,. Ещё подумала о тех, кто остался там караулить этого итальянца: наверняка ведь промокнут до нитки…» Выслушав этот рассказ, соседка спрашивает, к кому бы это он, итальянец этот, мог забрести так поздно и так запросто. Мать отвечает, что не знает, а потом, помолчав вдруг припоминает: «Кажется, к той самой Волошиной, чья дочь Верка с моей Ленкой дружит». И вдруг зовёт меня: «Ленк!.. Ты всё ещё спишь? Хватит дрыхнуть! Вставай! И скажи: ты знаешь номер дома по Железнодорожной, в котором Волошина живёт?» Я отвечаю, что сорок третий. «Точно, сорок третий: кто-то из мужиков фонариком посветил, а там на двери намалёвано краской: 43 а .
Между тем Нина и Вера приготовили принесённую с собой снедь и предлагают перекусить:
- А то есть уже хочется. И выпьем.
- Сейчас я вам налью, - предлагает Женя.
- А себе почему не наливаешь?
- В другой раз, если ещё придётся встретиться, и себе налью. А сейчас увольте.