и всхлипывала.

Дальнейшее, было предсказуемо. Здоровая, физически привлекательная женщина, с прекрасными формами. Сидит, на коленях молодого мужчины, который знает, выражаясь медицинскими терминами: «Что она, находится в состоянии полового возбуждения». И гладит, ее прекрасное тело, а расстояние между их губами, составляет едва ли «десяток дюймов». Я и сам почувствовал, как кровь приливается к моему органу. Прижатый не легким телом, да еще и находясь, в застегнутых штанах, он пытался выпрямиться. Я чуть наклонился, и поцеловал, такое прелестное, женское ушко, на прижатой, к моей грудной клетке, голове. А потом еще, и еще. Всхлипывания, стали перемежаться тяжелым дыханием. Тогда я поднял, прижатую ко мне голову, и, взяв, ее за подбородок, поцеловал в губы. Ее словно током ударило. Она всхлипнула, обхватила меня за шею, и подарила мне второй поцелуй, длящийся, как мне показалось, вечность. Потом ее тело содрогнулось, выгнулось невообразимой дугой и расслабилось, мелко дрожа.

Можно было подумать, что она «кончила». Еще чуть помедлив, отпрянула от меня, и сказала: «Дай мне подняться, надо привести себя в порядок». От неожиданности, я ее отпустил, она встала, поправляя платье, и подарив мне улыбку, вышла из комнаты. Кстати, последний раз я ее видел улыбающейся, еще до смерти мужа. Она ушла, скрипнула дверь в ванную, а я, сидел обескураженный, не зная, что и думать. Толи готовиться на отсидку, 15 суток она мне точно обеспечит; то ли к горячей ночи с тещей, в одной постели? Глаза смотрели телевизор, но что там показывают, я не понимал.

Минут через пять, она вышла из ванной, прошла в свою комнату, и вернулась на кухню. Стала там чем-то греметь, и даже напевать! А потом, когда я себе уже «сломал» голову, позвала меня на ужин?! Меня, которому час назад, и кусочка хлеба, маслом, не намазала бы! Ошеломленный. Я помыл руки, и зашел в кухню. Судя по сервировке стола, 15 суток мне не светило, а вот второй вариант, принимал четкие очертания! Как всегда, сервировка была безупречной. Но посреди стола, стоял графинчик, судя по цвету, с коньяком. Присутствовали и два бокала, низкие, с широким горлышком. Присутствовал и нарезанный лимон. Это конечно пошло, закусывать коньяк лимоном. Ведь лимон своим вкусом перебивает всё послевкусие, ради которого так и ценится коньяк. Но в данном случае, главным было наличие их на столе, а не то, подходит лимон к коньяку, или нет! Мы сели. Я разлил напиток, а Любовь Николаевна положила на тарелочки закуску. Выпили, не чокаясь и без тоста. Закусили. Честно говоря, я был еще в смятении, и не знал, как начать разговор. Она то же молчала. Ужин прошел в молчании.

Стук вилок, о тарелки, бульканье наливаемого коньяка, и приглушенные звуки дыхания. Когда ужин закончился, Любовь Николаевна, была около раковины, мыла посуду, а я убирал ее со стола, и относил к ней. Отнеся последние тарелки, я встал у нее за спиной и положил свои руки на ее талию, а потом и попку. Она вздрогнула, но не перестала работать. Наклонившись, я стал целовать ее в шейку. Она, чуть откинула голову назад, и глубоко, и тяжело задышала. А потом, полуобернувшись ко мне сказала: «Молодой человек! Вам надо освежиться, после длинного дня. Вечер, вряд ли, будет короткий!» Честно говоря, я ожидал, что то такое, но не в такой форме. Галантно кивнув даме, я пошел принимать душ. Раздевшись, и встав под душ, я с удовольствием ощущал, как горячая вода смывает усталость и тревоги. Этого длинного, и богатого на события дня. Взяв мочалку, и намылив ее, стал тереть себя, оттирая остатки пережитого. Но едва я начал мыть член, то почувствовал, что мой, и так уже возбужденный, «друг», вытянулся в стойке, указывая в сторону кухни...

Глава 3. Забота, доверие, любовь. Любовь Николаевна.

Внутри все пусто. Так, что хочется выть от тоски; так что холодеет сердце, и деревенеет тело. Я осталась одна. Это странное чувство, одна одинешенька, в толпе людей! Да именно так! Нет, рядом есть люди, дочь, зять, наконец. Какие, ни какие, друзья. Но все равно, я одна. Одиночество души порождает неуверенность, неуверенность мать страха, а СТРАХ, это агрессия. Агрессия ко всему, что я считаю, не приемлет меня. Внутреннее чувство пустоты. Мне чего-то не хватает, мир непредсказуем и недобр, и сама я, видимо, не представляю особой ценности, и любви не стою. Я не могу жить в старой квартире, и не хочу в новой. Живу с дочерью, но не могу найти той опоры, в которой нуждаюсь. Сочувствие есть, но удовлетворения потребности в любви, внимании и заботе, нет. У нее своя жизнь, муж, семья. А я где то в стороне, не могу пересилить себя и приблизиться. Постоянно воюю, то сама с собой, то с дочерью, то с зятем.

Вот и сегодня, влетела в ванну. А там Андрей, вытирается полотенцем после душа. Как увидела его обнаженным, его сильное тело, так во мне все перевернулось! Я просто не могла отвести глаз, от его большого и мускулистого члена. Мне захотелось, подержать в руках, ощутить его в себе, как он сильными толчками входит в меня... Я потекла. И просто кончила, от одних мыслей об этом! А когда, подняв глаза, я поняла, что он понял мои желания, я испугалась. Страх породил агрессию, я накричала на него, обвинила чуть ли не в изнасиловании... Я вышла, хотя мне хотелось, броситься на него, и что бы он сорвал мое платье, и взял меня! Прямо там. У меня до сих пор, дрожат колени и низ живота, разрывается от желания... А потом прибежала дочь, быстрые сборы в командировку.

А я с ужасом думаю, что мне придется остаться, один на один, с ним, на долгие три недели. Они уехали на вокзал, а я осталась дома. С трудом, привела свои мысли в порядок. А потом он пришел, и просто игнорировал меня. И опять внутренняя неуверенность переросла в агрессию, я просто накинулась на него. Каким то образом, он уронил меня на свои колени, задрал платье, и просто нашлепал меня каким то ремешком. Это было не больно, но до ужаса обидно. Все бы ни чего, но от его прикосновений, меня опять «заколотило», и я потекла. Я почувствовала, как у меня мокнут трусики, по ним расплывается пятно, а потому как вздрогнул, он, поняла, что он это увидел. И я сорвалась, разревелась, как плакала, последний раз в детстве. Мне было все равно, я ни чего не видела и не чувствовала.

А потом, сильные руки, как у моего отца, подняли меня, прижали к груди. И я, как бывало в детстве, зарылась в складки рубашки. Отгородилась от мира, за этой хлипкой «броней». А руки гладили меня, успокаивая, и чей-то голос, говорил простые и добрые слова, успокаивая меня. Чьи-то мягкие губы, нашептывающие нежные слова, поцеловали меня в ушко, еще и еще... А потом, кто то поднял, мою голову, я увидела, что это он. И он поцеловал меня в губы. Не сильно, но во мне все «взорвалось». И я, «потеряв голову», просто «бросилась», ему на шею. И наши губы опять слились, в долгом поцелуе. Я просто «растворилась» в нем! Его язык ласкал мое нёбо, перекатывался по зубам, облизывал губы. Бедром, я почувствовала, как встал, его член. Сильны и желанные руки, ласкали шею, спину, гладили ягодицы. И я, содрогнувшись опять «кончила». «Кончила»,